Наследник чародея. Вот и кончилось лето. Книга вторая
Шрифт:
– Подарок от души!
И пропал. Я разжал ладонь, улыбнулся. На ладони лежал затейливый витой золотой перстенек с зеленым камушком.
Глава 14
Кто ходит в гости к лесникам…
В этот же день я всё рассказал баннику и домовому, устроив своеобразное совещание в бане (банник, кстати, наотрез отказался заходить ко мне в гости домой), продемонстрировав подарок лесного хозяина. Жихарь и Трифон, по очереди, осмотрели перстень,
– Работа старая, заклятьев всяких на нём не имеется! Стало быть, подружился с Еремеичем?
Безделушку я решил подарить maman. Похоже, что и размер был её. Потом я показал им нож, который привёз с собой. Ни банник, ни домовой даже в руки его брать не стали. Более того, увидев клинок, и Жихарь, и Трифон с опаской отодвинулись подальше. На их лицах четко нарисовался неподдельный страх. Именно страх, а не испуг. Помолчав, Жихарь выдал:
– Ты к Василь Макарычу сходи с ним! Вы вроде как приятельствуете. Да и человек он, хоть и колдун, вполне порядочный. Не будешь на рожон лезть, так он тебе и поможет!
Ну, как приятельствуем? Банник немного преувеличивал. Был я у него в гостях разок. Поговорили обо всём и ни о чём. Нож я убрал, чтобы не нервировать собеседников.
– Ты сходи, сходи! – повторил Жихарь. – Может, он и подскажет что, объяснит нормально. Потом спасибо скажешь!
– Шишок у него вреднючий! – вставил своё Трифон.
– Шишок скольких хозяев пережил, - пояснил Жихарь. – Вот и думай. Балбес!
Он отвесил Трифону подзатыльник, впрочем, чисто символический, и, обращаясь ко мне, сообщил:
– Шишок еще первому колдуну служил от начала времени, когда Род пришел на землю…
– Это когда? – попытался уточнить я. Жихарь запнулся, задумался, закатив глазки.
– Ну, наверно, при Олеге вещем, - неуверенно сказал он. – От дружины его ведьмаки пошли, а колдуны-то, поди, еще раньше были…
Нашу беседу оборвала maman, которая неожиданно для всех заглянула в баню. Банник и домовой моментально словно растворились в воздухе. Maman посмотрела на меня, озадаченно взглянула на стол, где стояли три глиняных кружки из хозяйства Трифона, причем в каждой из них был тот самый ядрёный квасок из погреба, и выдавила:
– Ты чего здесь?
Я засмеялся:
– Прохладно здесь. Отдыхаю вот.
Maman взяла в руки кружку, из которой пил Трифон, поднесла к лицу, зачем-то понюхала:
– А это что?
– Квас! – я снова улыбнулся.
– Понятно…
Однако было отчетливо видно, что ей как раз непонятно.
Заниматься в этот день я не стал. Хватило лесной прогулки. Вместо этого, после обеда, который по времени был скорее ранним ужином, отправился на другой конец деревни.
Поздоровался с Лехой Длинным, который на моё приветствие мне едва кивнул. У колодца встретил приятеля Семена, что хотел со мной разобраться из-за Аньки, поручкался с ним.
– Надолго приехал?
– Недели на три, - ответил я. – Семен-то в армию ушел?
–
– К моцику?
– Ну, к мотоциклу! «Минск» у него!
– Понятно.
Мы разошлись. Единственная улица деревни была практически пустой. Разве что у магазина стояли четыре женщины из числа приезжих-отдыхающих и вели беседу. Это кажущееся безлюдье развеется позже, часам к шести-семи вечера, когда спадет жара, и погонят коров и овец с пастбищ, когда из колхоза привезет работяг старенький бортовой «Газ-51».
А потом вечером, часов после 9-и, на улицу выйдет молодежь – местные и приезжие, кто-то с гитарой, кто-то с гармошкой, ну а самые «продвинутые» с кассетными магнитофонами.
Сейчас пока еще было жарко и пусто.
Калитка в воротах оказалась не заперта. Я приоткрыл и громко спросил:
– Хозяин! Хозяин!
– Чего тебе? – почти сразу же на крыльце появился лесник.
– Добрый день! – ответил я. – В гости вот пришел. Можно зайти? Не помешаю?
– Здравствуй, Антон! – усмехнулся Василий Макарович. – Ну, заходи, коль пришел!
Он спустился с крыльца мне навстречу, протянул руку, которую я сразу же поспешил пожать.
– Знал я, знал, - прогудел он басом. – Что ты придешь! Проходи в дом!
Он приглашающе протянул руку в сторону открытой двери. Что-то меня словно торкнуло ему поклониться. Не в пояс, конечно, а немного так, как в кино склоняли голову царские офицеры, но при этом прижав правую руку к груди в районе сердца. К моему удивлению, лесник тоже поклонился в ответ.
На этот раз мы разместились у него не в сенях, а то ли на кухне, то ли в столовой за большим деревянным столом, сделанным из широких шлифованных светлых досок.
Честно говоря, я первый раз видел такие хоромы. Отполированные бревна внутри дома имели светло-липовый цвет и словно светились. Пол и потолок были такого же светло-желтого цвета. Даже ходить по ним было неудобно-кощунственно – вдруг испачкаешь? Даже мебель, разумеется, деревянная, была подогнана в тон окружающей обстановке.
На столе уже стояли чашки, заварной чайник, сахарница, и два блюда с конфетами и сушками. Лесник налил мне и себе в чашки заварки, долил кипятка, поинтересовался:
– Может, варенья хочешь? Сам-то я не варю, соседка угощает. Есть земляничное, вишневое, малиновое. А?
Я отрицательно мотнул головой. Варенья и у бабки хватало. Мне не терпелось поговорить с колдуном.
– Ну, как хочешь, - он присел, с хрустом раскусил сушку, глотнул чаю. Я насыпал сахару, размешал, сделал глоток. Чай оказался непривычно ароматным, с непонятным пряным запахом трав и необычайно крепким.
– Вкусно! – похвалил я. Лесник довольно улыбнулся.
– С Еремеичем, смотрю, поладил? – спросил он, когда чай у меня в чашке закончился. Я вопросительно посмотрел на его, откуда, мол, знает-то?