Наследник для шейха
Шрифт:
— Я… а-а-а!
Не выдерживаю его напора, стон все же срывается с губ, его язык слизывает и следующий… дергаюсь в его руках.
Слишком непривычные чувства, неожиданные, обескураживающие.
Хочется уйти от пальцев, которые терзают меня, заставляют пылать, и жар будто скапливается в одной-единственной точке, опутывает низ живота, все тело напрягается, будто в томительном ожидании чего-то сладкого.
Неожиданно шейх останавливается. В тот самый момент, когда я будто балансирую на краю какой-то пропасти и готова слететь вниз. Отрывается от моих
— Ты ведь не знаешь, что такое наслаждение. От слова совсем?
Аяз рассматривает меня, и в глазах его будто огонь горит, медовые очи впиваются с жадностью, будто шейх хочет вскрыть все мои чувства, все эмоции, и это ему нравится… Приносит наслаждение. Он хочет. Чувствую, как от него веет жадным желанием обладать.
— Отвечай, когда задаю вопрос, — вновь давит на меня своими интонациями, в то время как пальцы очерчивают мою грудь, слегка прищипывают, и я вскрикиваю.
— Я… я… не знаю, что отвечать… я… мне будто сейчас чего-то не хватило, словно я замерла в секунде напряжения и… все исчезло… — шепчу не своим голосом, и так странно, но шейх вдруг улыбается. По-мальчишески как-то, и эта улыбка меняет его черты на мгновение. Он перестает до дрожи пугать, но такая перемена длится ровно секунду, которой мне хватает, чтобы замереть и утонуть на дне его золотистых глаз.
— Мой маленький нежный цветок, бутон, чьи лепестки еще не раскрылись…
С этими словами вновь приникает ко мне, больше не давит своим напором, а словно вновь пробует, пальцы оживают, ласкают меня вновь, прикасаются там, внизу, где все пытает… неожиданно движения становятся резче, агрессивнее, я не успеваю в себя прийти, как будто срываюсь. Срываюсь с самого пика и разбиваюсь на части…
Меня выгибает, и перед глазами словно звездочки вспыхивают, я обмякаю в руках Аяза и ощущаю его поцелуй: мягкий, нежный, скользящий…
Заглядывает мне в глаза…
— Сладкая у меня жена оказалась…
А я впиваюсь обескураженным взглядом в лицо мужчины, который вот-вот станет у меня первым, будто хочу запечатлеть его в подкорке. Сейчас у него скулы побелели и заострились, твердые губы слегка распахнуты и блестят. Его мощное достоинство упирается в мое бедро, демонстрируя, насколько этот сильный хищник хочет меня.
И я вдруг осознаю, что… в принципе, отдать свою девственность такому мужчине, испытать свой первый раз с ним… это то, о чем можно лишь мечтать…
Все происходящее скорее напоминает сон, и где-то я пытаюсь себя убедить, что эта ночь так же забудется на утро, развеется, как марево этого самого чувственного сна в моей жизни…
Вернее, я надеюсь, что забуду, только вот отчего-то душа будто рвется на куски…
Вновь лицо Аяза развеивается от слез, которые срываются с ресничек, и вновь мужчина наклоняется и пробует эту соль на вкус.
— Твой запах, вкус… все в тебе манит… Джамиля…
И это имя… которым он ко мне обращается… оно слух ласкает… и я будто не я и не Каролина, а какая-то другая, девушка из сказки «Тысяча и одна ночь», только
Эти сказки расскажет ему мое тело, которое он будет вкушать…
Не уйти от шейха, не опустившись на самое дно чувственного наслаждения, которое он так остро во мне пробуждает.
Аяз будто смотрит мне в душу, выворачивает ее наизнанку, не отпускает моего взгляда, читает меня, и где-то я опасаюсь, что иду по минному полю, по тонкой проволоке, протянутой над оврагом, и упаду, сорвусь, я знаю…
Как забыть этого мужчину?! Как стереть из памяти тяжесть его тела?! Касание его рук?!
В эту самую секунду его пальцы зарываются в мои волосы, натягивают корни, заставляют меня изогнуться на постели, еще шире раскинув ноги, до боли в каждом позвонке натянуться.
Аяз проводит языком по моей шее, будто зверь, и вновь широко раскрытым ртом накрывает мои губы, вбивается в них, и его вторая рука скользит по моему телу, проникает под колено и шире разводит ноги, ощущаю, как достоинство мужчины упирается в меня…
— Открой глаза, Джамиля, — вновь приказ, и я опять подчиняюсь, смотрю безотрывно в золотистое пламя его глаз, ощущая, как медленно мужчина подается вперед, слишком острое, оглушительное ощущение, которое заставляет приоткрыть губы в немом крике…
Тело буквально пронзает ослепительная боль, невыносимая просто, дергаюсь и замираю, из глаз слезы брызгают.
Аяз замирает надо мной, наклоняется, шепчет что-то, а я не слышу, все еще переживая вспышку режущей боли, перерастающей в какую-то агонию, от которой хочется спастись, и я неосознанно начинаю сопротивляться, пытаюсь уйти от этого ощущения, будто раздирающего меня на части…
Мужчина огромен, и эту каменную глыбу мне не сдвинуть, паника нападает, и я неосознанно начинаю царапаться, пытаясь хоть как-то выползти из-под тяжелого мужчины. Но все безрезультатно. Шейх словно стена, о которую биться можно и только собственные кости переломать.
Аяз будто состоит из мышц и сухожилий, бугрящихся, вздувшихся, как у самого настоящего зверя, замершего в сексуальной схватке со своей непокорной самкой.
Но чудо, что он не двигается. Просто замирает, рассматривая меня, мою агонию, а я дрожу, всхлипываю, пытаюсь достучаться:
— Больно… не могу… не могу… пожалуйста… пожалуйста… не надо…
Шепчу, рыдая, но мужчина меня не отпускает, пригвождает одной рукой мои запястья к подушке и в глаза мои всматривается.
Давая понять, кому и в чем я пытаюсь отказать.
Действует. Замираю в его руках на мгновение и в лицо смотрю, даже сейчас красивое до безобразия, опасное. Безотрывно вглядывается, а я его черты будто запоминаю, отпечатываю каждую резкую черточку в своей памяти, которая будет хранить воспоминания о ночи, когда красивый хищник разрывал меня на части.
— Успокойся. Красавица моя. Уже все… Тише…
Он меня успокаивает, но стальная хватка не ослабевает, а я понимаю, что шейху перечу, мужу пытаюсь отказать в своем праве и фактически нарушаю закон никаха…