Наследник для шейха
Шрифт:
Отец лично везет нас в аэропорт, все на мать смотрит, которая сидит рядом с ним, впереди, а я в окно смотрю, рассматриваю проскальзывающие за стеклом улицы…
Не знаю буду ли я скучать по этому миру, который вкорне отличается от того, который привычен мне.
Автомобиль поворачивает в сторону аэропорта, путь держит через центр и сердце мое пропускает удар, когда вдали я вижу величественный дворец, принадлежащий правящему роду Макадумов…
В лучах закатного солнца это величественное здание будто окрашивается
Прощание с отцом. Родители, которые стоят и просто смотрят друг другу в глаза, будто не решаясь озвучить свои мысли…
– Я буду скучать, - наконец тихо выговаривает отец.
– Прощай, Мустафа…
– До встречи, Аглая…
Домой мы летим бизнес классом и в былые времена наивная и восторженная Мелина удивилась бы всему, что окружает ее, потыкала бы по кнопочкам, спрятанным в подлокотнике кресла и поразилась бы как легко трансформируется кресло в кровать…
Когда – то в прошлом… а сейчас я просто прикрываю глаза и укутываюсь пледом, предпочитая просто забыться темным и тяжелым сном, в котором меня преследуют янтарные глаза, яркие и проницательные, не дающие покой…
Глава 21
Аяз бен Назир аль Макадум
Время назад
– Ты понимаешь, насколько важны эти прииски, сын?
Вопрос, заданный отцом, заставляет поморщится. Встречаю проницательный взгляд великого шейха Назира бен Абдулы аль Макадума совершенно спокойно.
– Я понимаю важность минералов, которые обнаружены на территории, принадлежащей нашему подданому, но… думаю можно решить вопрос не столь радикальными методами.
Отпиваю воды из бокала. Отец знает, что я уже очень давно ни в чем от него не завишу. Однажды я сказал, что буду сам решать, стану себе хозяином и ушел… ушел, когда мамы не стало…
Я был всегда слишком свободолюбивым, резким, непримиримым. Я любил свою мать, до сих пор помню ее золотистые локоны и мягкую улыбку, помню, как обнимала меня и напевала песнь…на чужом языке, на ее языке…
Отец любил ее. Это тоже помню. Но недуг не щадит ни богатых, ни бедных. Перед всевышним все равны и… мою маму не спасли… отец сделал все, вызвал лучших врачей, тратил миллионы, обещал многое, но… ничто не спасло…
Я сидел рядом с ней и сжимал ее руку, наблюдая за тем, как угасает самый близкий и родной человек.
Мать, которая учила меня нежности и милосердию, в то время как отец оставлял в пустыне и заставлял выживать…
Две противоположности, разные взгляды на жизнь, разные понятия, они схлестнулись, и я понимаю, я знаю, что отец был безутешен, когда потерял свое сердце свою Къальби… мою мать…
Я был резок, был слишком непримирим, я винил всех в ее кончине, винил отца, потому что он привел в дом… другую… женщину, которую назвал женой, которая заняла место моей матери и родила отцу других детей…
Я
Враге не пожелаешь схлестнуться с таким, как я и в тот период я был слишком непоколебим и резок в своих решениях.
Мама ушла, вместо нее пришла новая женщина… другая… и я возненавидел ее. Просто, потому что заняла место мамы…
Хотя отец так и не дал имя Мозине, а маму он нарек свои сердцем – Къальби, так и называл в то время, как маму звали совсем не так, у нее было другое имя совсем не похожее ни на одно к которым мы привыкли…
У нее было другое имя. Нежное. Которое подходило к ее белоснежной коже и светлым глазам, к волосам в которых казалось, что затерялось солнце…
Нежная девушка попала к шейху самым непретенциозным путем. Просто зацепился взгляд и отец ее захотел.
Ткнул пальцем. Похитил. Принудил стать его…
Я не вдавался в подробности, но знал, что мужчина волен подчинить себе волю как всех своих подданных, так и женщину, которую он пожелает.
У меня проблем с подчинением никогда не было. Не было той, кто бы значил чуть больше, чем средство удовлетворения потребностей.
Отец поступил так, как поступил. Возможно, потерял голову и взял в оборот девушку, которую возвысил и сделал женой…
В свое время так же пошел наперекор многим, потому что любил. Жестокий человек, резкий, он любил ее по -своему, но был безжалостен ко мне.
Я помню, когда я еще малышом был и ослушался отца, забоялся сесть в седло жеребца, которого отец специально подобрал для меня, шейх Назир замахнулся кнутом на собственного сына, а мать… она просто бросилась ему наперекор, прикрывая меня собой.
– Он всего лишь ребенок, Назир! Прекрати! Прошу!
– Он будущий правитель женщина! Уйди с дороги.
– Нет! Он мой сын. Твой маленький сын. Меня бей. Не его…
Помню, как мать стояла, вытянутая, как струна и хиджаб упал с ее волос, подставляя солнцу золотистые пряди.
Благо тогда ни один слуга не стал свидетелем этого акта неповиновения, иначе… не знаю, как бы сложилось, возможно мать приковали к столбу и нанесли причитающиеся за неповиновения удары хлыстом…
Но в тот раз отец просто посмотрел на меня, скукожившегося пятилетнего малыша.
– Тебя защищает женщина, Аяз. Мне стыдно за тебя. Ты мой сын. Будущий правитель. А власть ломает слабых. Ты должен быть впереди всех, не позади. За тобой однажды пойдет армия… а ты… хорошо тебе на мир смотреть, из-за подола женской юбки?!
Отец бросил хлыст и ушел…
Не тронул свою Къальби…
Свою единственную слабость…
А я… в тот же день я убежал на конюшню и приказал слуге седлать лошадь.
Я упал. Сильно ушибся. Но я выполнил свой долг. Продержался положенное время в седле.