Наследник из прошлого
Шрифт:
Я внимательно вгляделся в икону, с которой на меня взирал скорбный старец с усталым взором. Это мой Григорий? Вообще непохож. Этот точно не выглядел человеком, который с неистовой страстью перегонял различные спирты и настаивал их годами в своем подвале. Это был кто-то другой.
Как я и предположил, городская стража злодея догнала и порубила самым жестоким образом, сделав для допроса совершенно непригодным. Человек этот оказался чужаком, а его лицо, рассеченное наискосок молодецким ударом алебарды, не признала бы и родная мать. Эпарх Братиславы, Тиберий Туровский, докладывал об успехах
Боярин, плотный, статный, с полуседой окладистой бородой излучал полнейшее довольство собой. Расшитый золотом форменный кафтан слепил глаза. Ярче, чем эпарх, одевался только маршал. Я и не думал, что дурацкая поначалу затея моих жен переживет века. Все эти позументы, погоны, форменные пуговицы и расшитые плащи до сих пор изготавливались на государственной мануфактуре и приносили личной казне императоров немалые деньги. Надо же…
— Иди, Тиберий, спасибо, — махнул рукой князь-епископ и повернулся ко мне. — Что думаешь?
— Думаю, нужно весь штаб Восточного округа в оборот брать, — ответил я.- И докопаться, какая такая разведка им доложила, что под моим именем болгары в крепость зайдут.
— И копать не стану, — поморщился князь-епископ. — Я и так знаю, что разведка там точно ни при чем. Покойный Лешко был Асфеи Лотаревой любовником.
— Вот даже как? — удивился я. — Ну, тогда и ее в оборот. Вот ведь сука!
— У нее муж почему-то умер, — скучающим голосом произнес Яромир. — Месяца не прошло, как ты уехал. Подчистила она следы. Теперь к ней не прикопаться. Если достал оружие, нужно бить сразу, внучек. Вот так-то…
— Вот зараза, — не на шутку расстроился я. — Соскочила с крючка, стерва. Ну ладно, посмотрим…
— Маршал вроде бы пока с нами, — сказал Яромир. — Он изрядно замазался. Вой стоит такой, что стены столицы качаются. Он чуть ли не три сотни офицеров со службы выгнал. Самых знатных… Внезапная проверка, отсутствие в части, и все. Отставка. А интенданты и вовсе… Считай, что рода Баниных уже нет.
— Я скоро уеду из столицы в Измаил, — сказал я. — Мне понадобится весь выпуск Сиротской сотни и все те, кто выживет в Ольвии.
— Устроим, — кивнул Яромир. — Когда на степь пойдешь?
— В следующем году, — ответил я. — Сейчас идти просто не с чем. И не с кем… То, чему в Сотне учат, мне не пригодится. Учить буду заново. Денег дадите?
— Денег найдем, — задумался князь-епископ. — Я уже чую, что ты миллионы на свое новое войско спустишь. Если что, в церковную казну руку запущу. Она, слава богу, подо мной.
— Денег много понадобится, ваше Блаженство, — согласно кивнул я. — Да только и приз впереди немалый. Я верну в казну все, что взял, и с лихвой.
— Пир! — всплеснул руками князь-епископ. — Нас ведь ждут, Станислав! Ах, как нехорошо получилось…
Я лежал в своей постели, прижимая к себе горячее, словно печь, тело сладко посапывающей Огняны. Она и впрямь устроила огненную встречу, затопив меня таким потоком совершенно искренней радости, что я даже растерялся. Неужели я на самом деле кому-то нужен в этой жизни? Не его светлость наследник, а я сам? Невозможно так чувства имитировать, не актриса она ни разу. Обычная ведь неграмотная девчонка, не видевшая мира за пределами столицы. С собой ее возьму. Должен же мне кто-то голову брить. Самому это делать очень неудобно,
Пир прошел ожидаемо. Мрамор полов бликовал в свете тысяч свечей, которые горели на десятках люстр. Длинные столы, сплошь уставленные золотой и серебряной посудой, ломились от изысканных яств и тонких вин. Полтысячи человек сверлили меня взглядами, наполненными разной степенью любопытства. Теперь никто не считал меня случайной фигурой на шахматной доске, пешкой, которую можно смахнуть походя. Эти люди воспринимали меня всерьез и уже учитывали в своих раскладах. Родовитые князья, бояре, приказные дьяки, нобили, севшие на кресла двух исчезнувших из раскладов семей. Все они прикидывали, какое место я займу в многоэтажных интригах, которые плелись в этих стенах круглые сутки.
И да! Теперь я мог себе позволить не уметь танцевать. Теперь я мог позволить себе вообще все, как и подобает триумфатору. Только вот дядя-цезарь, противно зудевший над ухом, испортил мне весь вечер.
— Гордыня, дорогой племянник, — гудел он скорбно, работая вилкой с эффективностью горнопроходческого комбайна. Еда перед ним исчезала с совершенно пугающей скоростью. — Гордыня сейчас кружит тебе голову.
— Да, дядя, — послушно отвечал я. — Вот прямо чувствую, как кружит. Я помолюсь перед сном, и это пройдет.
— Это похвально, — с серьезным видом кивнул цезарь. — Тебе бы в Рим на богомолье с нами поехать. Ты много зла сотворил в своем походе, покаяться бы надо. Святой епископ спасет твою душу. Страшные вещи говорят люди. Сказывают, опять череп нечестивый с собой приволок и в кубок велел переделать.
— Я воин, — пожал я плечами. — Мне уже отпустили этот грех.
— Те, кто молится святой Ванде, еретики, — оскалился Святополк, понимая, кто мог мне эти грехи отпустить. — Их толкование священных текстов на грани костра! Я не потерплю этого, когда… О! Смотри, как славно танцует Всеволод!
А ведь ты, дядя, изрядно накидался, — растерянно подумал я, — раз говоришь такие вещи. Ересь, значит. Не любит Орден наш святоша. Хотя, ничего странного. Их толкование священных текстов весьма вольное порой.
Но вместо того, чтобы сказать то, что хотелось, я поддержал родственника.
— Ваш сын Всеволод танцует просто великолепно, царственный! Он настоящий образец для других знатных юношей!
Да, пышнотелый кузен ловко выделывает недоступные мне коленца, относясь к этому занятию с торжественной серьезностью. А цезарь лишь благосклонно кивал, глядя на своего отпрыска. Очень надеюсь, что я залез языком достаточно далеко, потому что этот осел меня уже изрядно утомил. Может быть, оставит уже в покое… Так и случилось. Через пару часов, сожрав и выпив все, что лежало в пределах досягаемости, цезарь величественно удалился, а я посадил рядом с собой Асфею, засыпав ее любезностями и комплиментами. Да, я поступил очень гадко, согласен. Но ведь какое удовольствие наблюдать за тем, как твой враг потеет, извивается и судорожно натягивает на лицо маску искренней радости. Это чувство не сравнится ни с чем. Помню, спросил ее тогда…