Наследник из прошлого
Шрифт:
Еще дед кагана по примеру халифов организовал гвардию, которую и назвал точно так же — гулямами. Но если халифы набирали тюрок и хазар, то Крум пошел тем же путем, как сделали в ТОЙ реальности халифы Аль-Андалуса, то есть Испании. Он набрал в гвардию юношей-славян, которые были преданны ему одному. Они не имели близких, и только братья по оружию были их родней. А каганов они считали своими отцами. Именно гулямы стали лучшей пехотой болгар, что была ничуть не хуже, чем у имперцев. Они же обслуживали требушеты и сифонофоры. Эту науку каганы не доверяли даже воинам из ближних родов.
Крепкий, хоть и разменявший шестой десяток воин, смотрел на собственный город, захваченный врагом. Он поглаживал в задумчивости
— Надо идти на штурм, но… — мрачно произнес каган, когда рядом с ним остался один Людота, командир гвардии. Он сказал так не случайно. Крум ждал ответа вернейшего своего человека.
— Ты знаешь, что твои гулямы ничего не боятся, величайший, — спокойно сказал Людота, мрачный, могучий мужик, лицо которого пересекал след сабельного удара. — Но мы все поляжем у этих стен, а это глупо. Нет чести в бессмысленной смерти. Гулямов всего две тысячи, и чтобы воспитать новых, понадобятся годы. Город не получилось блокировать с моря, они везут туда свежих солдат и еду. Да что там… Мне доложили, что им даже целый корабль блудных девок из Константинополя привезли.
— От Омуртага вести есть? — спросил каган, взор которого заволокла багровая пелена ярости. Над ним определенно издевались. Нужно либо оставаться здесь надолго и делать подкопы, либо уходить… Каган все понимал. Его отвлекали от похода за горы. Лучше уйти отсюда, потому что его привязали к этому месту как сторожевого пса… Но как это сделать, не потеряв лицо?
— Гонец только что прибыл в лагерь, я не посмел выслушать его до тебя, — с невозмутимым лицом ответил командующий, который носил мусульманский титул эмир. Болгары не стали ничего выдумывать, они просто позаимствовали идею целиком.
— Зови его в шатер, — кивнул каган. Ну, может, хоть одна хорошая весть придет за все это время. Омуртаг был опытным воином.
— Твой сын и мой хан погиб, величайший, — пропыленный гонец склонился так низко, насколько позволяла его гордость и знатный род. — Мы потеряли многих в том походе, но замок взять не смогли. Боги были против нас. Наследник императора сразил твоего сына в поединке. Он сказал, что почтит его храбрость, сделав чашу из черепа.
— Мы уходим, — Крум скорее выплюнул, чем сказал это. — Оставим две тысячи всадников и твоих гулямов, пусть держат осаду. А я отомщу за своего сына.
— Куда именно ты идешь, величайший? — спокойно спросил эмир, когда гонец вышел из шатра.
— К ближайшему перевалу, — ответил каган. — Пусть камнеметы везут прямо туда. Они все равно лежат на телегах без дела. А в Карпатах камней много, эти дети собак подохнут под их тяжестью. А потом… А потом я разорю Дакию. Им нечего противопоставить тысячам всадников. У мадьяр же получилось, значит, и у нас получится. Ты тоже остаешься здесь и поведешь подкопы под стену, Людота. Я не стану терять время. Я вернусь, когда пожелтеют листья, тогда и возьмем Ольвию.
Июнь 896 года. Восточная граница Северной империи.
Перевал Тихуца, или Тихута, как называли его местные романы, был перекрыт замком, точно таким же, как и два десятка других путей в Карпатских горах. Пятьсот на пятьсот шагов, пять башен впереди, две баллисты и батальон пехоты. Из новшеств: железным листом ворота обили, крыши заставили перекрыть соломой, пропитанной жидкой глиной, а стены казарм и складов приказали обложить дерном. Все, что нужно было сберечь, вынесли за пределы замка, в рекордные сроки построив там самое дорогое, что было у каждого солдата — свинарники и курятники. Туда же вытащили и зерно. Новый командующий округом, огорченный безвременной кончиной предыдущего начальства, словно с цепи сорвался. Он раньше сам Торуньским замком командовал, поэтому у него не забалуешь. Младич, такова была
— Кажется, святой Георгий сам к нам в руки идет, — мрачно пошутил майор, глядя на дым пожарища, поднимающийся где-то вдали. Длинный, нескладный на вид и рябой, как яйцо кукушки, он даже оспой умудрился переболеть в той дыре, где родился. Впрочем, первое впечатление всегда обманчиво. Майор был отменным рубакой.
Перевал Тихуца петляет по горам, как пьяная гадюка, а потому то, что казалось близким, на самом деле располагалось довольно далеко. Господа офицеры знали те места как свои пять пальцев. Да и старейшины той деревни, в которой они много лет меняли соль на мех, гостили у них лишь вчера, рассказывая, как едва успели улизнуть, прикончив передовой болгарский разъезд. Словене-тиверцы разменяли своих три к одному и ушли за стену под защиту империи. Сейчас велено всех впускать. Много земель в Дакии обезлюдело после набега мадьяр.
— Интересно, посмертно Георгия дадут, или еще успеем обмыть? — в тон ему сказал капитан, командовавший первой ротой.
— Хрен его знает, — честно ответил майор. — Я в округ сообщение отбил. Наш новый командующий сказал, чтобы держались до последнего. У него лишних сил нет, все у наследника Станислава. Ему уже сообщили, но он где-то под Измаилом.
— Даже если они задницы в клочья порвут, им сюда не меньше месяца идти, — сплюнул капитан Воровский. — Кровью умоемся, командир.
— Значит, умоемся, — пожал плечами тот. — Мы с тобой присягу давали. Помнишь, как господин наставник говорил? «Вы, отроки, должны служить государям нашим верой и правдой двадцать четыре года, а потом героически погибнуть за день до дембеля, дабы не вводить казну в лишние расходы. Она и так вас, негодяев безродных, восемь лет кормила».
— Ну, нам до дембеля еще шесть лет, — хмыкнул капитан. — Но если у них нормальные камнеметы, хрен мы с тобой до него доживем.
— Пару дней болгарам сюда идти, — прикинул майор. — День — лагерь разбить. Потом камнеметы собирать неделю, не меньше. И то, если они сразу придут. А они точно не придут, камнеметы на волах тащат. А пока реку Быстрицу перейдут… Ну, недели две у нас с тобой точно есть, капитан. Или две с половиной. А потом нам на головы валуны полетят.
— Святой Георгий, помоги, — прошептал капитан Воровский так, чтобы майор не слышал. — Укрепи длань мою…
В то же самое время. Окрестности Измаила.
Раздался сигнал рога, и несколько сотен всадников выехали вперед, построившись в шеренгу. Они тронули шпорами коней и начали разгон, опуская копья. Поначалу тяжелая кавалерия идет медленно, переходя на рысь шагах в тридцати от пехотного строя. Большое искусство взять правильный темп, ведь как ни сильны строевые кони, но их очень легко утомить, выбрав неверную скорость. Кто бы и что ни думал, но клибанарии проводят не одну атаку, а множество, терзая пехотный строй ударами с флангов и тыла. Запалить коня легко, но после этого он, нагруженный тяжестью всадника и доспеха, просто не пойдет вперед. Тут в атаку шли настоящие асы. Лучшие из лучших, сыновья знатнейших семейств почли за честь ударить первыми по возомнившей о себе швали.