Наследник из прошлого

Чайка Дмитрий

— Пушкари! К выстрелу! — заорал красномордый лейтенант, ставший таковым всего неделю назад. — Товьсь!

Десять моих пушек стояли за деревянным ежами с промежутком в тридцать шагов. Больше — опасно, а меньше — страшно. Черт его знает, как себя стволы поведут…

— Огонь! — крикнул я, когда до железной волны осталось полсотни шагов.

— Б-ба-ам!

* * *

Авксентий Банин стоял с дымящимся фитилем и молился всем святым, каких помнил. Он, потомок знатнейшего рода, теперь простой солдат, которому дослуживать двенадцать лет. Семья отказалась от него. Негодяи! Трусы! Он ненавидел их. Ненавидел за убогую форму из дешевого сукна, за вонь казармы и за насмешливые взгляды однополчан. Все знали,

кто он, особенно командир батареи, который находил утонченное удовольствие в том, чтобы лишний раз унизить его… Еще двенадцать лет этого ада… Он думал об этом день и ночь, но вот сейчас мысли улетели прочь. Ведь прямо перед ним разворачивалась железная лава имперских клибанариев, копыта коней которых грохотали по земле так, что у Авксентия чуть сердце не выскочило. Никогда еще он не испытывал такого ужаса. Да, он был офицером и знал, что атаку тяжелой конницы отбивают пикинеры. Но как?.. Как устоять, глядя на чудовищную массу, которая несется прямо на тебя. Да одного только вида этих всадников достаточно, чтобы любое войско разбежалось. Клибанарии опускают копья… Он видит чеканку на их роскошных кирасах… А это кто? Это же Марк Любимов. Он узнал этот доспех… Марк ведь настоящий бал задал по поводу начала своей службы… Марк прямо на него несется, нацелив копье…

— Господи… Господи… Господи… — шептал Аксентий, который уже позабыл, для чего он здесь стоит. И только голос лейтенанта, которого он боялся до дрожи в коленях, вывел его из ступора.

— Огонь!

Аксентий перекрестился и поднес фитиль к запальному отверстию. Пушка рявкнула выстрелом, а потом рассыпалась целым букетом разноцветных языков огня.

Боль. Темнота.

* * *

— Б-ба-ам!

— Б-ба-ам!

— Б-ба-ам!

Пушки окутало густым облаком едкого дыма, а третью от меня разорвало к чертям, убив пушкаря и несколько пехотинцев, стоявших где-то позади.

— Сомкнуть ряды! — заревел взводный пикинеров, вытирая кровь с лица. Рядом с ним упали двое солдат с разбитыми головами. — Стоять на месте! Кто шевельнется, своей рукой прикончу! Кто обосрался, валите в штаны, но стойте!

— Куда! Зарублю, курицыны дети! — орал командир батареи на растерявшихся подчиненных, которые собрались было задать стрекача. — Ба-а-ань!

— Мушкетеры! Огонь!

— Б-ба-ах!

— Б-ба-ах!

Зрелище, представшее моему взору, было поистине жутким. Выстрел каменной картечи и залп двух сотен фитильных ружей, ударивших в упор, почти снесли атакующую волну, завалив поле телами. Едва лишь четверть всадников осталась на коне, да только лошади, непривычные к такому грохоту, начали беситься и почти не слушались узды.

— Мушкетеры! Вторая линия! Огонь!

— Господи боже! Помоги нам! — перекрестился Деян, который на этот раз испугался по-настоящему. — Я, ваша светлость, только сейчас понял, почему мушкет людей ровняет… Это же теперь любая деревенщина знатного всадника убить может…

— Разведка, — многозначительно посмотрел я на него, и он, ударив кулаком в грудь, испарился. Безделье пагубно для солдат. Они начинают думать и бояться.

Прямо перед нами было настоящее месиво, где изрешеченные картечью, разорванные в клочья тела соседствовали с ранеными, придавленными собственными лошадьми. Взбесившиеся кони, стоившие неимоверных денег, скакали по полю, потеряв всадников, и топтали всех подряд, перемешивая с грязью и живых, и мертвых. До пехотного строя доехало четыре десятка клибанариев, которых не задели пули, но они уперлись в ежи, где их встретил лес пик и алебарды, которыми их пытались стащить с коней. Тащили бережно, стараясь не повредить драгоценное содержимое позолоченных доспехов. Солдаты отлично знали, сколько стоит каждый из таких пленных… Они даже стрелять не стали. Да-а… зря я тогда им выкуп пообещал… Не подумавши, брякнул…

Вы думали, что увидев гибель товарищей, остальные мятежники струсили и побежали?

Да как бы не так. Это же элита воинская, им бояться по должности не положено. Их так с детства воспитывали. И воевать они умеют, а значит, теперь не пойдут в лоб. Знатные всадники толком не понимают, что такое артиллерия, но совершенно точно знают, где она стоит. Следовательно, нас ожидают атаки с флангов и тыла, и совершенно не факт, что мы успеем подвезти туда пушки. Вот для таких случаев и придумана терция — построение, представляющее собой огромный квадрат, по углам которого стоят отряды стрелков. Они растекаются в шеренгу с любой стороны, превращая фланг или тыл в ощетинившийся пиками и стволами фронт. Этого мятежники тоже не знали. В этой эпохе фланговый удар тяжелой конницы — это почти всегда победа. Пехота смята и панически отступает, вовлекая в бегство своих товарищей.

А ведь на поле творится черт-те что! Я даже глаза зажмурил от стыда. Нас спасло только то, что эта тактика неожиданна для врага. Солдаты заряжают медленно, команды путают, а после взрыва пушки три расчета пришлось гнать назад к лафетам пинками и зуботычинами. Они наотрез отказывались подходить к этой адской штуковине. Будь тут бургундская ордонансовая рота времен Карла Смелого, нас бы уже разорвали на куски и втоптали в траву.

— Атака с левого фланга! — Деян, под началом которого был десяток егерей и полсотни авар, рыскавших по окрестностям, прискакал с докладом.

— Майор! — скомандовал я. — Попробуйте пушки перетащить. Вдруг успеете. И алебардистов на левый фланг перебрось. Мятежники ворвутся в строй и спешатся.

— Есть! — ответил Варнацкий, и над полем разнесся рев его луженой глотки.

Да… И необходимые сигналы мы еще не отработали. На муштру пара лет уйдет, а у меня их не было. Одна надежда на то, что все закончится быстро. Уж очень рыхлая и бестолковая моя терция. И разворачивается медленно. Вот из-за холма появляется конница… Да, я так и подумал. Они попытаются обойти пушки и навалятся на фланг всей силой. Так и вышло.

Пока шла атака на левый фланг, не меньше тысячи всадников пошли по широкой дуге, чтобы обойти наш строй и найти слабину. Ищите, мальчики, ищите… Терция одинакова со всех сторон. И вся она укрыта по периметру рогатками и длинным лесом пик. Я не зря вывел войско из крепости. У меня просто нет времени… Все должно решиться сегодня.

— Скуси патрон!

— Огонь!

— Вторая шеренга…

Крики неслись с левого фланга, где после залпа чуть ли не сотня всадников свалилась наземь, но остальные… Остальные спешились, отдали коней слугам, которые скакали тут же, и бросились на строй пехоты, обнажив мечи.

В первую шеренгу встали алебардисты и пикинеры, а мушкетеры отошли во вторую линию, причем сделано все было до того бестолково, что я чуть не завыл от бессилия. На моих глазах закованные в сталь клибанарии зарубили десяток стрелков. Один из всадников тут же получил шипом алебарды в прорезь шлема, а еще одного смачно, с утробным хеканьем порубили огромными топорами, сломав ему кости. Черта с два они пробили его доспех, просто закололи, найдя сочленение между кирасой и шлемом. Впрочем, вес алебарды таков, что попадание в плечо почти гарантированно выключает руку. Она после такого удара висит плетью.

— Бей по готовности! — орали сержанты.

Тут все понимали, что лишь мушкетеры спасут нас сегодня. Если клибанарий прорывался в глубину строя, остановить его было необычайно сложно. Закованный в железо боец, которого тренировали с детства, забирал с собой многих, пока его догоняла пуля или брали в кольцо пехотинцы с алебардами.

— Пикинеры! Держать строй! — орали взводные, когда первый безумный натиск отбили. У нас погибло не меньше двух сотен, да и всадников тоже погибло немало. Изрубленные топорами, расстрелянные в упор, они лежали тут и там, словно упавшие с пьедестала железные статуи. Наше каре, ощетинившееся жалами пик и стволами мушкетов, стояло.