Наследник из прошлого
Шрифт:
— А ты чего не дослушал его, хан? — усмехнулся Сулак, который удивился приговору суда не меньше повешенных нобилей. Белую кость казнить было не принято. А чтобы еще и в таком количестве… Его низкий, покатый лоб прорезала морщина, означавшая глубокую задумчивость. Сулак продолжил терзавшую его мысль.
— Вдруг он бы такую сумму назвал, что ты бы согласился.
— Ты не понял, Сулак, — повернулся я к нему. — Это он не мне денег пообещал, это он им обещал!
Я ткнул рукой в сторону солдат, которые смотрели на казнь с явным сожалением. Такие деньжищи пропадали
— Войков надеялся, что солдаты не дали бы мне казнить его, — продолжил я. — Из-за жадности. Да только все, что у него есть, теперь и так мое. Выкуп за казненных я из своего кармана заплачу. Я слово рушить не буду.
— О! — обрадовался Сулак. — Тогда, раз такое дело, давай и остальных тоже повесим! Они много наших порубили.
— Остынь! — покачал я головой. — Вы коней наловили, доспехов у вас теперь полно. Твои лучшие парни клибанариями и кирасирами станут. У тебя многие в доспехе биться смогут, я знаю. А тут смотри, сколько у нас всякого добра. Делите по жребию.
Я развернулся и поехал к себе. Устал! Жрать охота, в баню охота, без женской ласки который день. А я молодой! У меня гормоны!
Небольшой каменный дом в Измаиле, где я остановился, встретил меня запахом свежего хлеба и жареного мяса. Это Огняна расстаралась. И как только я вошел в крошечную гостиную, она бросилась ко мне, чтобы принять кафтан и помочь снять доспех. Стройная, симпатичная девчонка, лишенная изнурительной работы, расцветала просто на глазах. Да и на ее женские радости я денег не жалел. Здесь, на удивление, довольно развитая парфюмерия. И мыло варят, и масла для тела используют, и шампуни какие-то есть. Не знаю только, как правильно все это называется. Чистота тела в империи — это почти религиозный постулат, и грязнули-фанатики, истязатели собственной плоти, здесь не в чести. Да и приоделась она, радуя глаз отсутствием мешковатой дворцовой робы и крахмального чепца.
— Покушать вам собрала, ваша светлость, — щебетала Огняна, обдавая меня лучами совершенно искренней радости. — Господин Деян егеря прислал, сказал, что будете скоро. Уже и банька готова, и обед поспел. Я уже и чарочку налила, примите с дороги…
— Обед — это хорошо, — глубокомысленно сказал я, махнул, не глядя, полкубка чего-то крепкого и жадно зашарил по ее налитому юной красотой телу. Пышные юбки задрались вверх, обнажив гладкую, нежную кожу. Я тронул заколки в ее волосах, и те упали вниз густой ароматной волной.
— Ой! — вздрогнула она от неожиданности. — Да что ж это вы, ваша светлость, на голодное брюхо решили вон чего устроить… Ой! Обед же стынет… Давайте хоть в спаленку пройдем… Ой! Ну нет, так нет… О-ой!
Все-таки повезло мне с ней. И как меня миновал такой опыт? Богини, императрицы, боярские дочки… Да тьфу на них! Обычная баба, которая любит тебя просто потому, что любит, и не задается лишними вопросами, не это ли настоящее счастье?
Месяц спустя. Перевал Тихуца.
Отдохнуть
Я посадил на коней пехоту и повел войско на север, благо теперь у меня людей даже больше, чем было. Две с лишним тысячи клибанариев — это серьезная сила. И как прокормить такую ораву по пути? Буду казенные склады, куда подати везут, вскрывать. Мне деваться некуда, месяц в тот замок идти…
А потом по дороге пришла весть, что каган подтащил огромные требушеты, и теперь на крепость летят камни весом по триста римских фунтов. Не продержатся они долго, благо такая громадина не больше двух выстрелов в час сделать способна.
— Сулак, пошли парней вперед, — скомандовал я, когда мы вошли в ложбину между отрогами гор, по дну которой и извивался перевал Тихуца. — Если замок разбили уже, пусть бросают все к чертям собачьим и идут на соединение к нам. Если узкие места деревьями завалят, болгары их догнать не успеют.
— Есть, — кивнул хан и поскакал к своим.
А я начал выбирать место для битвы. У меня появилось предчувствие, что оно мне пригодится. А раз так, то лучше драться там, где будет удобно мне.
Измочаленный гарнизон приплелся через пять дней. Из полутысячи человек на ногах стояло триста пятьдесят, и из них полсотни ранены. И как они сумели притащить их в такую даль? Хотя… Это легкие все.
— Тяжелых в зарослях спрятали, ваша светлость, — правильно истолковал мой взгляд здешний командир, рябой мужик слегка за сорок. Его голова была замотана окровавленной тряпкой. Не иначе, осколок камня прилетел. Дело знакомое.
— Мы оставили там двоих, воды раненым принесут, — добавил майор, глядя на меня исподлобья. — Но жрать им скоро нечего будет.
— Успеем, — кивнул я. — Арбалетчиков сколько в строю?
— Сто пятьдесят восемь человек, — ответил тот. — Остальные щитоносцы.
— Хорошо, — кивнул я. — К майору Варнацкому идите, он еду выдаст.
— Слушаюсь, ваша светлость, — ответил майор. — Но там каган… тысяч десять-двенадцать с собой притащил. Прямо за нами идут. Неужто биться станем?
— Десять тысяч? — задумался. — Да где ж мы их всех хоронить будем? У нас ведь и лопат столько нет.
Бородатая шутка, незнакомая в этой реальности, понравилась всем без исключения, и солдаты загыгыкали, одобрительно разглядывая мой отросший до плеч айдар. Шутку передали по рядам, и солдатский гогот прокатился до самого конца строя.
— Майор, — остановил я коменданта замка, который собрался было уйти. — Ты здешние места хорошо знаешь?
— Как свои пять пальцев, ваша светлость, — кивнул тот. — Пять лет тут служу.
— Тогда возьмешь еще и пилы, лопаты и топоры, — удовлетворенно кивнул я. — У вас самое важное задание будет.