Наследник шипов
Шрифт:
Руки задрожали и подогнулись, и я обессилено упал на кровать. Сжал зубы, напрягся и сел. Подтянул себя на ослабших руках и облокотился на спинку. Принялся разминать ноги. Чувствительность вернется! Вернется…
Даже через десять минут ничего не изменилось. Я так и не смог пошевелить ногами. Демон! Нужно… Нужно что–то придумывать.
Напрягся, оперся на руки и медленно устремился к краю постели. Там замер и с трудом подогнул ноги под себя. Еще один рывок! Я ухватился за край небольшого столика, уставленного разномастными пузырьками с зельями. Они звякнули и посыпались в разные стороны. Несколько —
Хотелось выть и орать от бессилия и злобы, разрывающей все внутри. Я сдержался, вовремя сжав зубы. Подтянул ноги к себе и увидел, что в ступни воткнулись мелкие стекляшки. Плевать. Я все равно ничего не почувствовал. Еще раз попытался встать, но результатом стали лишь новые осколки в ногах.
Я обессилено повалился на пол. Забраться обратно на кровать уже не смог. Нужно отдохнуть, набраться сил для нового рывка…
В коридоре послышались торопливые шаги и неясное бормотание, а через пару ударов сердца дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. Я через силу повернул голову и увидел мать. Растрепанная, запыхавшаяся. На руках малютка Линда. Сестра встревожено посмотрела на меня. В огромных плошках ее чернюших глазок плескалось целое море испуга. Я улыбнулся.
— Сынок! — вскрикнула мама. Целая гамма эмоций читалась в ее лице. От радости до безысходности.
Мать торопливо усадила сестренку на свободный стул и бросилась ко мне. Склонилась, обняла меня и принялась целовать.
— Очнулся, ты очнулся! — тихо шептала мама. — Пришел в себя… Давай… Давай я уложу тебя обратно.
Она взяла меня под руки и уложила на кровать. Я с удивлением заметила, что мама очень сильная. Или это я так исхудал? Вопрос, тревоживший меня больше остальных, сам сорвался с губ:
— Сколько… я уже тут лежу?
Мама опустила голову, спрятала взгляд и отвернулась.
— Скажи мне, — прошипел я. — Сколько я был в отключке?
— Месяц, — выдохнула мать.
Я до зубного скрежета сжал челюсти. Дерьмо!
— Астару плохо? — пискнула со стула Линда. Сестренка для своих двух лет была очень смышленой.
— Все хорошо, Линда, — улыбнулся я. — Просто… мне нужно полежать.
— Ты всегда лежишь, — надулась сестра.
— Она очень тоскует, — склонившись ко мне, прошептала мать. — Спрашивает, почему ты с ней больше не играешь. И… я не знаю, что ей ответить. Мы все уже перестали надеяться…
Последние силы ушли на то, чтобы не заплакать. Говорить я не мог, сухой ком, раздирающий горло, мешал. Мать обессилено опустилась на край постели, взяла мои руки в свои ладони. Тихо сказала:
— Я рада, что ты пришел в себя…
— Мам, — выдавил я из себя и кивнул на свои ступни, — вытащи, пожалуйста, склянки. Я сам не дотянусь.
Мать с ужасом уставилась на мои ноги, засуетилась и принялась осторожно вытаскивать стеклянные осколки. Закончив с этим, она обработала раны каким–то вонючим зельем.
Я молчал, ничего не говорила и мама. Линда возилась на стуле, ей было скучно.
— Последнее, что я помню, — собравшись с мыслями, сказал я, — на меня напал
— Трой убил кабана и вытащил тебя с той поляны. Отец сказал, что вепрь поломал тебя. Раздробил позвоночник… кости… Тебя собирали по кусочкам.
— Идущие?
— Да…
— И как они справились? На меня ведь не действует энергия Чейн.
— Они лечили тебя, как обычного человека… Никто даже не надеялся, что ты выживешь. Но ты живой!
— Вот только ходить я уже не смогу. Так ведь?
Мать надолго замолчала. А мне сказать было нечего.
— Сможешь! — вдруг выпалила мама. — Ты будешь ходить! А теперь — отдыхай. Я буду навещать тебя каждый день. А еще будет приходить лекарь. Не противься и принимай все, что он будет приносить.
— Спасибо, — сказал я и улыбнулся.
Мама встала, решительно кивнула каким–то своим мыслям, забрала Линду и ушла.
— Спасибо, что еще веришь в меня, — шепотом добавил я в пустоту. Вот только исцелиться уже не смогу, ведь моя точка средоточия не активна, а сам я не восприимчив к Чейн. Чуда не произойдет, как бы ни старались самые искусные лекари отца.
Еще месяц, и мне исполнится десять. Потом — испытание Гранью. Теперь шансы на успех свелись к минимуму. Даже моя последняя надежда умерла. Ее изорвал клыками вепрь в том лесу. О службе в отцовской армии теперь можно забыть. Туда не берут калек.
Остались только руки и сила в них. Теперь будет еще проще складывать ладони в жест смирения. С этими тревожными, темными мыслями я и уснул.
А потом потянулись серые, однообразные дни. Солнце все так же ярко светило в окна, но светлее от этого не становилось. Меня регулярно навещала мама. Реже заходил Трой, и в первый же его визит, я поблагодарил брата за то, что убил вепря и спас меня. Иногда заглядывал личный наставник Отто Лонгблэйд. Все они пытались завести со мной разговор, отвлечь и развеселить, но я молчал или односложно отвечал на вопросы. Говорить не хотелось, да и смысла в этом я не видел.
Каждое утро приходил лекарь, приносил зелья из особых трав и натирал меня целебными мазями. Вскоре я научился делать это сам, и услуги лекаря больше не требовались. Слуги теперь по приказу матери и под ее чутким руководством каждое утро приносили теплую воду и свежие полотенца, помогали с умыванием. Старший наставник Кайл Рикстер больше меня не навещал. Остальные братья и отец тоже ни разу не появились. Как и чета Эркли.
Дни сменялись днями, минула неделя, за ней потянулась другая. Иногда в бесполезных ногах и пояснице вспыхивала боль, но мазь из лунной и антаровой руды неплохо справлялась с ней. Интересно, а от той боли, что поселилась глубоко внутри есть какие–то мази или зелья?
Однажды утром, сразу после завтрака, ко мне в комнату пришел Трой. Брат встал возле кровати и сказал:
— Я больше не буду утомлять тебя пустыми разговорами. Я даже не понимаю, каково тебе сейчас. Просто… Спасибо, что спас мою жизнь тогда.
— Ты — идущий. Если выжил я, выжил бы и ты. Не лишился бы ног.
— Кто знает, как все могло повернуться. У судьбы всегда и на все свои планы.
Демонова судьба! Порождение Грани. Она вечно довлеет надо всем и надо всеми.
Гнев поднялся к груди, затопил разум.