Наследник
Шрифт:
Мне же вспомнился анекдот про внука полковника.
Приходит внук к своему деду полковнику и спрашивает:
— Деда, а я буду лейтенантом?
— Будешь, внучок, будешь, — отвечает дед.
— А майором? — продолжает спрашивать внучок.
— И майором, — кивает дед.
— А полковником? — продолжает допытываться внук.
—
— А генералом? — с горящими глазами спрашивает внук.
— Э нее, внучок. У генерала свои внуки есть.
Вот только чувствую, если я им его расскажу, он будет для них не смешным, так как здесь это в порядке вещей. Местничество, кажется, подобное называется. Когда сын садится на место отца. И если отец не был воеводой, то и у сына им стать весьма призрачные шансы. Так это же получается, что если мой отец не был князем, то и я им зваться не смогу? Или там, в высших сферах среди бояр, немного по-другому все происходит? Интересный вопрос, знать бы, у кого еще спросить.
— Жалко Володимира, — неожиданно заговорил Василий, — справный воином был и сотником хорошим. Многим помогал, — грустно закончил он.
— Это да, мерина помог мне купить, так денег дал, я вернул ему, конечно, опосля, но все же, — тихо поддержал Микита Василия. — Да и вообще многим помогал, добрую после себя память оставил. Кому-то и жизнь спас, — и Микита глянул на Прокопа. — Скок уже годин-то прошло, а, Проня?
— Двенадцать, — мрачно произнес Прокоп. — По зиме пожар случился, всю деревню и дом как корова языком слизала. Только и успели выскочить. Зима, мороз и снег. Марфа, а у нее на руках Богдашка. До города далеко, могли и не дойти, да еще и посошные завывают и убиваются. — Володимир зарево узрел в ночи да к самому утру и приехал, к себе принял, как и посошных. Рабочие руки-то, конечно, всем нужны, но не по самой зиме, когда в амбарах шаром покати да самим жрать нечего. А он принял как родных. Меня в посошные не загнал, послужильцем стал, да и о Богдашке заботился, — закончил Прокоп, и на стоянку опустилась тишина.
Каждый думал о своем.
Судя по разговорам, мой отец чуть ли не рыцарем был, а судя по тому, как жизнь проходит тут, чуть ли не святым. В общем, мой отец явно пользовался уважением, и это их отношение на меня перекинулось.
Опустившись на свою импровизированную постель, я глянул на звездное небо. Мысли же роились в моей голове, у меня были опасения по поводу посещения города, а вдруг выдам себя чем-то. Да и надвигающееся будущее давило. Если меня не поверстают — это, с одной стороны, плохо, так как я не поднимусь в местном табеле и не получу жалованье. С другой хорошо, на войну или еще на какую службу меня не отправят, а вопрос выживания будет чисто моей проблемой. Вот только денег-то нет, людей для моих планов нет, и эти вопросы стояли остро. Да я еще и Агапу пообещал помочь, не бросать же его. Все же можно сказать, что он мой человек.
— Слышали, вдова Матвея преставилась? — нарушил тишину голос Василия.
— Эт которого? — заинтересованно спросил Микита.
— Кожи, а
— Ну эт ее дело, — недовольно буркнул Микита.
Я же наконец смог уснуть.
С утра, как только появилось солнышко, все проснулись как по команде.
Не принято тут разлеживаться, встают с рассветом, а спать ложатся с наступлением темноты.
Накормив лошадей и оседлав, мы отправились в Гороховец, к которому прибыли в самых сумерках. Микита позвал нас на свой осадный двор, располагающийся в укрепленном посаде.
Прокоп же мне шепнул, что и у отца он там был, но после его смерти прав я на него не имею. Да и нужен он, лишь чтобы в городе переночевать, да при осаде города жить.
Я же разглядывал Гороховец, который расположился на берегу реки Клязьмы, вот только в сумерках сильно много не увидишь. Нет тут уличных фонарей, к сожалению.
Если у меня на подворье и на полях еще местами лежал таявший снег, то здесь его не было. Зато была грязь с лужами и водой.
Проехав сквозь ворота посада вслед за Микитой, мы свернули в какой-то переулок и остановились перед воротами дома.
— Ну-ка, Михейка, давай отворяй ворота, — усмехнувшись в бороду, произнес Микита.
— Ща, тятя, — откликнулся, Михей и сначала слез с коня, а после по-простому перелез нехитрую ограду.
— Микита, ты, шоль? — окликнули нас от соседних ворот мужик, внимательно в нас всматривающийся.
— Я, Федотко, я! Вот на смотр прибыл, — громко ответил Микита.
— Смотр — это хорошо. А кто это с тобой, что-то я и не признал, — недоверчиво произнес Федотко.
— Так это сын Володимира Белева, Андрейка. Ты его, поди, мальцом видал, — весело прокричал Микита.
— Ну да, ты прав, — закивал Федотко, и в это время Михей открыл ворота.
— Лан, завтра поболтаем, надо протопиться, да и поздно уже, — махнул рукой Микита.
— Ну, тадысь, — кивнул Федотко и ушел. Мы же въехали на осадное подворье к Миките.
Оно было небольшое, какой-то амбар стоял, да и сам дом, тоже невеликого размера, вот и все.
— Ух, с зимы тут не был, — спрыгивая с коня, произнес Микита. — Михейка, растопляй в доме, мы пока коней обиходим. — И, не дожидаясь ответа, взял под узды своего коня, кликнул сына и повел их в единственную постройку. Которая оказалась этакой смесью конюшни и сарая.
Пока расседлали лошадей, Микитка схватил два деревянных ведра и унесся за водой, чтобы появиться спустя пять минут.
— Вода студеная, в доме пока прогреется, — произнес он, когда вернулся.
Обиходив и накормив коней, мы зашли в дом, в котором уже весело горел очаг.
Перекусив остатками еды и напоив коней, улеглись спать.
С утра же, как проснувшись, первым делом пошли в ближайшую церковь, что находилась в огороженном посаде.
Да и не только мы шли в церковь, а, казалось, весь город.
Церковь была деревянная и без колокольни. Звонница стояла отдельно рядом с церковью. Она представляла собой два огромных столба с перекладиной, на которой и висел колокол.