Наследник
Шрифт:
Я никогда не верил в призраков. А теперь с ними разговаривал. Точнее, только с одним. Но этот… этот Призрак витал повсюду, как запах гари после битвы. Его новая форма — сгусток энергии с проблесками сознания — плавала передо мной, словно вопросительный знак.
— Ты удивил меня, Мик. — Его голос звучал как эхо из глубин нейтринного шторма. — Жертвовать собой ради клонов… Это иррационально.
Я вытер кровь с губ, прислонившись к холодной
— Меня не интересует твоя логика, — процедил я. — Ты хотел выбрать? Вот твой шанс. Помоги остановить Гаррота, или сгниешь здесь, как испорченный алгоритм.
Призрак замер. Его сияние пульсировало, отражая обломки станции «Молчание». Вдруг он протянул энергетическую «руку» к голограмме Лерат, что висела над панелью управления.
— Она… испытывает боль. Как я. — В его голосе впервые прозвучало нечто человеческое. — Я сохраню ее данные. Возможно, они помогут мне… понять.
Я усмехнулся. Даже боги, оказывается, учатся.
— Тогда лети к Эребусу. Там сейчас жарко.
Каюта Лерат на стеллатском флагмане
Тьма. Гул двигателей. И этот проклятый шрам, который больше не жжет кожу, но горит в памяти. Лерат сжала деактиватор — крошечный артефакт, украденный у Мика. Он пах порохом и надеждой.
— Ты свободна, — шептал Призрак в её голове. — Но свобода — это лишь новая клетка.
— Заткнись, — прошипела она в пустоту. — Я не твоя игрушка.
Но он был прав. Даже без ошейника она чувствовала цепи — страх за псионов, которых оставила в лабораториях Панакора. Их лица, искаженные болью, преследовали её.
Дверь в каюту скрипнула. На пороге стоял Талон — её «надзиратель», стеллатский офицер с лицом, изуродованным плазмой.
— Совет заподозрил утечку, — его голос скрипел, как ржавый механизм. — Ты будешь допрошена.
— Сейчас? — Она медленно поднялась, пряча деактиватор в складках плаща. — А если откажусь?
Он достал нейролинк — устройство, превращающее мозг псиона в кашу.
— Тогда я…
Его слова оборвались. Её псионический импульс ударил тоньше лезвия, перерезав нейронные связи. Талон рухнул, как мешок с костями.
— Спасибо за урок, — прошептала Лерат, подбирая нейролинк. — Но я уже научилась бить первая.
Орбита Ригла-3. Бар «Скользкий Квант»
Мы сидели в баре и отходили от произошедшего. Я попивал псионическое пойло. Карлос разливал виски по бокалам, смеясь над голограммой Гаррота, который орал что-то про «предателей и выродков». Его новый «клиент» — ренегат в плаще с капюшоном — нервно постукивал пальцами по столу.
— Расслабься, дружище, — я хлопнул его по плечу, чуть не пролив мальтийский виски. —
Ренегат молчал. Его глаза, горящие желтым сквозь щель в маске, уперлись в ящик под столом. Там тикал хронометр, прикрученный к бомбе из темной материи.
— Ты уверен, что это сработает? — наконец спросил он.
— Абсолютно! — Я достал каргосскую сигару размером с гравиторпеду, закуривая от пламени свечи в форме голой андроидки. Карлос умеет подобрать антураж.
Карлос поддержал:
— Мик любит грандиозные жесты. Взорвать пол-флота ренегатов в день его «героического возвращения» — это же поэзия!
На самом деле, я не был уверен. Но хаос — моя стихия. А когда всё горит, всегда можно найти что-то ценное в пепле. А если не найдешь, то хоть погреешься.
Линкор «Селестийский Гром».
Иван ворвался в каюту без стука. Его лицо, обычно спокойное, было искажено яростью.
— Ты знал, — он швырнул на стол голокристалл. — Знал, что Лерат ведет двойную игру!
Я медленно поднял взгляд от отчетов о потерях. Щиты «Грома» держались на 34%, экипаж вымотан, а тут еще подрастающее поколение с претензиями. И башка трещит от пойла.
— Она псион, Ваня. У них все двойная игра.
— Мы могли спасти клонов! — Он ударил кулаком по стене. — Но ты предпочел взорвать станцию!
Я встал, чувствуя, как ноют старые шрамы на спине.
— Слушай внимательно. На войне есть три правила: выжить, добиться цели, не стать монстром. Иногда первые два мешают третьему. — Я ткнул пальцем в голограмму Эребуса. — Если бы мы не уничтожили реактор, Гаррот получил бы армию псионов. Ты хочешь сражаться с тысячами Лерат?
Он замолчал. Его глаза — глаза Анны — смотрели на меня с упреком. Впрочем, у неё так было всегда, а вот он так смотрел впервые. Плохая тенденция.
— Ты всегда находишь оправдания, — прошептал он, выходя.
Я сел, глядя на руки. Придушить бы парочку ренегатов. Ну или хотя бы стеллатов. Призрак был прав. Иррационально. Но кто сказал, что война рациональна?
— Цитрос, — я отправил запрос по нейросети, — у нас не надо случайно допросить парочку пленных?
Эребус. Тени мятежа
Лерат прошла по коридору флагмана, камуфляж делая ее невидимой для камер. В трюме, за грудами ящиков с припасами, ждали двадцать псионов. Их шрамы светились в темноте, как созвездия.
— Совет решил нас списать, — прошипела она. — Через час они активируют нейролинки.
— Что будем делать? — спросил молодой псион с ожогом на щеке.
Лерат улыбнулась. В кармане её плаща ждал деактиватор.
— Сжечь всё. Начать с моста.
Призрак наблюдал, как сталкиваются их судьбы. Мик, разрывающийся между прагматизмом и совестью. Иван, ищущий идеалы в море крови. Лерат, несущая факел бунта.