Наследник
Шрифт:
— Нет, не обидишь, — не стал лишний раз обострять отношения Ротгкхон.
И Зимава, вытянувшись рядом на шуршащем под простыней топчане, сдвинула одеяло, прижавшись щекой к груди мужа. Улыбнулась:
— Стучит. Гулко. У тебя сильное сердце, леший. Наверное, очень горячее.
— Человеческое, — ответил он.
— Здорово. — Девушка прижалась еще крепче. Во влажных зрачках отражался красный огонек оставленной на полке у входа масляной лампы.
— Что ты так на меня смотришь? — не выдержал он.
— Ты самый лучший из мужчин, Лесослав. Я очень рада, что
И она мысленно добавила: «Да, такого любить можно. Пусть даже без надежды на ответ».
С рассветом, отказавшись от завтрака, Ротгкхон опять облачился в парадные одежды — непробиваемая рубаха вместе с такими же суперпортками, чистые, но мокрые, качались на веревке — и отправился в детинец.
И совершенно напрасно — его там не ждали. Дворня не спеша разбирала пиршественные столы, стараясь не потревожить многих спящих дружинников. Бочки с пивом все еще оставались на своих местах — его потихоньку черпали усталые пробуждающиеся ратники. То ли еще пирующие, то ли уже. Но в любом случае — ни о какой княжьей службе сегодня речь явно не шла.
Однако въевшаяся в кровь имперская военная дисциплина так просто развернуться и уйти вербовщику не позволяла. Покрутившись во дворе, он поднялся во дворец, прошагал по коридорам первого этажа, взошел на второй — и наткнулся на трех играющих в кости стражников. Увидев иноземца, те вскочили, грозно схватились за рукояти мечей:
— Чего тебе надобно, сотник? Здесь покои княжеские, без особого дозволения хода нет!
— Сам не знаю, чего надобно, — пожал плечами Ротгкхон. — Пришел, потому как в дружину записан. Но вот нужна ли сегодня служба моя али нет, не пойму?
— Не беспокойся, иноземец, — расслабились ратники. — После пиров княжеских дружина завсегда дня три отдыхает. Кто крепок, брагу пьет…
— Кто ловок, девок тискает, — подхватил молодой ратник.
— А кто слаб — спит беспробудно, пока пинка не получит, — закончил самый старший, большеглазый, с рыжей курчавой бородой. — Послушай, иноземец, а правду сказывают, что одежда у тебя особая, колдовская, неуязвимая?
Вербовщик еле заметно улыбнулся, довольный тем, что нужные ему слухи все-таки расползаются, достал из поясной сумки платок, встряхнул:
— Не колдовская, служивый, а из драконьего волоса. Сварог такой всех ратников награждает, кои под его рукой службу несут. — Он вытянул руку и набросил на нее платок: — Режь!
— Чем? — растерялся стражник.
— Да чем хочешь! Это же драконий волос, его даже железом не одолеть.
Молодой ратник оказался шустрее — выдернул свой нож и быстро, с длинным оттягом, полосонул Ротгкхона по руке. Посмотрел, торопливо резанул еще два раза. Изумленно присвистнул:
— А по виду тряпка сатиновая!
— Меня это раз сто в бою спасало, — спрятал платок обратно в подсумок Ротгкхон. — Булгары думают, что бездоспешного поймали, и в грудь, живот али по спине рубят. А смотрись броня железной — по горлу бы метились или в лицо.
— Выходит, ты у самого Сварога службу нес? — неуверенно спросил рыжебородый.
—
— А меня в охотники ты можешь записать, сотник?! — загорелись глаза у молодого стражника.
— Ты кое о чем забыл, — покачал головой Лесослав. — Ты дал клятву верности муромскому князю. И посему взять я тебя могу токмо вместе с ним, либо по его такому приказу. Не думаешь же ты, что Сварогу нужны клятвопреступники?
— Проклятье! — в сердцах стукнул паренек кулаком по стене.
— Не печалься раньше времени, служивый, — похлопал его по плечу вербовщик. — Мне самому хочется таких воинов поболее набрать. Видел я, каковы вы в сече, — лучше не сыскать. Может статься, договоримся мы с князем. Отпустит… Токмо вы это… Не сказывайте о сем никому раньше времени. Планы сии вилами по воде писаны. Да и сам я ныне под присягой.
Ротгкхон кивнул и с легкой совестью побежал вниз по ступеням. Он был совершенно уверен, что сразу после смены этой троицы слухи о неуязвимой тряпочной броне и Сварожьей службе поползут дальше, обрастая все новыми и новыми подробностями. Через пару дней о его миссии будут знать все, от князя и до самого последнего новика.
В изрядно приподнятом настроении вербовщик отправился восвояси, ради хорошего настроения даже купив по пути на торге бочонок меда для себя, платки для девочек, два отреза атласной ткани для Зимавы и большой заплечный мешок, чтобы все это унести. Однако и в этот раз, несмотря на день, калитка оказалась закрыта. Лесослав, скинув мешок, застучал кулаком:
— Не спи, жена, твой муж у ворот!
— Иду! — отозвалась девушка. Вскоре грохнула задвижка, Зимава выскочила на улицу, радостно охнула: — Ты уже вернулся?!
— Спешил что есть мочи. — Как и положено любящему супругу, он подхватил ее, закружил, крепко поцеловал, поставил на землю: — Пошли гостинцы смотреть.
— Пойдем, — согласилась девушка. — А ты надолго?
— Что, уже надоел?
— Наоборот, нужен очень. Осень, солома нужна — двор посыпать, чтобы грязи не было. И дрова кончаются. Холода же настоящие еще даже не наступили. На торг я сходить могу, коли у тебя времени нет. Но мужицкий взгляд лучше. Бабу завсегда обмануть норовят. А от тебя за подсунутое гнилье в лоб получить побоятся. Ты ведь сотник княжеский. Коли пожалуешься, за обман еще и кнута получить недолго. И на торге появляться запретят.
— Ну, коли так, — поставил свой мешок за порог вербовщик, — тогда пошли. Потом подарки посмотрим.
Вот так два дня отдыха и превратились для Ротгкхона сперва в блуждание по земскому торгу у Заречной слободы, а потом в долгую колку поленьев, многие из которых оказались либо слишком толстыми, либо слишком длинными. Хорошо хоть мед не пропал — пару раз в час Зимава, в красивом нарядном сарафане, торжественно выносила ему пенистый корец, ждала, пока он осушит угощение, и неизменно спрашивала: