Наследники Альберты
Шрифт:
Вот она на узкой улице, по которой мчится нескончаемый поток автомобилей. Выхлопные газы заволокли тротуары-, машины и дома зловещей желто-зеленой дымкой. Она не размыкает губ, зажимает ноздри, чтобы ядовитая копоть не проникла в легкие. Она вот-вот задохнется.
– Нет, не так,- говорит кто-то.- Нужно открыть рот. Подними выше нёбо. Пой позиционно выше. Ты можешь и выше.
И она сама очутилась где-то высоко. Может быть, в театре? Наверно, в опере.
– Это двенадцатый ряд,- звучит в темноте голос капельдинера.- У вас
– Нет, в шестом,- бормочет она виновато.- Куда мне идти?
– Ш-ш!
– шипят вокруг зрители.- Тише, уже началось!
Оказалось, идти нужно куда-то вниз, в темноту, и она понимает, что между рядами кресел - ступени. Высокие ступени, которые почти невозможно разглядеть в темноте и по которым невозможно пройти бесшумно.
Откуда у нее да ногах вдруг взялись сабо? Господи, как они стучат. Сверху, с полукруглого балкона, на нее опять зашикали.
В яме перед сценой оркестр играл совсем не то, что следовало. «Смерть Изольды»? Но почему тогда они исполняют оперу с конца?
Она заторопилась, и сабо с грохотом упало с ноги. Обливаясь холодным потом, она рухнула на первое свободное место с краю. С робкой улыбкой повернулась к соседу.
Она увидела рядом с собой женщину, однако лица не успела разглядеть, потому что соседка торопливо отвернулась.
Оркестр продолжал играть Вагнера. Но со сцены уже звучало меццо-сопрано, исполнявшее арию Сюзанны из моцартовской «Свадьбы Фигаро». Вскоре Сюзанна сбилась на какой-то танцевальный бразильский мотив. И Вагнера мало-помалу заглушили ритмичные звуки самбы…
В шелковом синем пеньюаре и такой же ночной сорочке Мирьям впорхнула в прокуренную, загроможденную книгами комнату, где из колонок стереосистемы грохотала самба.
– Эдуардо, милый, скоро половина четвертого,- укоризненно сказала она.- Генеральша под нами наверняка кипит от злости. А с нею лучше не связываться,
особенно когда она не в духе.
По правде говоря, Мирьям не собиралась упрекать его всерьез, уж слишком нежно звучало в ее устах его испанское имя.
Молодой человек, обладатель этого экзотического имени - к тому же фамилия у него была Амбрас,- ответил ей по-шведски почти без акцента:
– Пускай обращается прямо ко мне. У нас в больнице этой зимой, лежала одна занудная генеральша. Так я с ней отлично ладил.
– Да, это ты умеешь,- признала Мирьям.
Эдуард выглядел на несколько лет моложе Мирьям. Она не могла бы сказать, красив он или уродлив. Скорее серединка наполовинку. Волосы, только что взъерошенные ее рукой, были черные, синеватый, тщательно выбритый подбородок, темные жгучие глаза. Обычно сдержанная, Мирьям влюбилась в него без памяти.
– Ладно,- сказал Эдуард, убавив все-таки звук.- Это же праздничная музыка. Ты умеешь танцевать настоящую южноамериканскую самбу? Давай-ка попробуем.
Он отложил свою неизменную сигарету и поднялся. Без ботинок, в носках, он был ниже своей партнерши,
– Мне пора спать,- сопротивлялась Мирьям.- Завтра у меня безумный день.
Немного погодя к ним в комнату явился Еспер в желтых тапочках и с желтым полотенцем вокруг бедер.
– Договор о найме квартиры запрещает шуметь по ночам,- передразнил он сестру.
– Тебя разве не учили, что невежливо врываться в чужую спальню без стука?
– отвечала запыхавшаяся Мирьям.
– Так это спальня? А я думал, дискотека.
Он сощурился, глядя на них сквозь завесу табачного дыма, в голосе его внезапно послышалась усталость:
– И охота вам? Что за дикая страсть к танцам? Вы что, в Норвегии не перебесились?
Темные глаза взглянули на Еспера, Эдуард ответил:
– Не знаю, как другие, а я на пасху в Норвегии не был.
– Мне наплевать, где вы проводите праздники. Но могли бы подумать о бедной девочке, которая спит в комнате для прислуги. Вы же ей спать не даете.
– Да разве в двадцать лет сон так уж важен? Тем более могу поспорить, она сейчас спит как сурок,- успокоила его Мирьям.
Она действительно спала, Мирьям не ошиблась. Но сон ее не был спокойным и безмятежным.
Звуки извне вплетались в ее сновидения, все более тревожные и бессвязные.
В гостиной, задрапированной красным бархатом, тусклый свет хрустальной люстры освещал наполненную водой ванну. Кто-то подталкивал ее к этой ванне, а она упиралась. С какой стати она должна раздеваться и садиться в воду посреди этой изысканной гостиной, где на нее смотрит столько незнакомых людей? Если бы еще она хоть кого-нибудь из них знала, хоть кому-нибудь могла доверять… И она вновь бежит. Куда?
Домой. Только где он, ее дом? Куда ей бежать?
Она спотыкалась в темных коридорах, ощупью пробираясь через бесчисленные двери.
И вот в конце длинного туннеля она видит того, кто ее ждет.
Слава богу! Наконец она у цели, вот он, выход из темноты. И там, на грани мрака и света, она увидела, что тот, к кому она стремилась, вновь отвернулся от нее. Ей и на этот раз не удалось даже мельком заглянуть в его лицо.
2. СТРЕМЛЮСЬ Я ТУДА, ГДЕ МЕНЯ НЕТ
Обычно Полли старалась встать первой, чтобы без помех принять душ и привести себя в порядок. И этот вторник ничем не отличался от прочих.
Уже одетая, она направлялась в кухню, когда брат и сестра Экерюд столкнулись в прихожей, спеша наперегонки в ванную. Победа досталась Мирьям, Еспер только чертыхнулся ей вслед.
Зевая, он поплелся за Полли на кухню, где все было выкрашено в оранжевый цвет.
– Будь другом, поджарь и мне пару гренков. Господи, какая же ты тощая и бледная! Ты не заболела? Весенний грипп сейчас в самом разгаре.