Наследники Альберты

Ланг Мария

–  Удочерила? Нет, не совсем. Она заботилась обо мне. Они с дядей Франсом Эриком вырастили меня, но так и не удочерили. Я всегда знала, что живу на положении воспитанницы и никакого наследства после них не получу.

–  Но ведь ты в довольно близком родстве с Альбертой Фабиан?

Полли покачала головой, короткие волосы упали ей на уши.

–  Ни с ней, ни с Франсом Эриком Фабианом. Хотя в Лубергсхюттане многие болтали бог знает что.

–  Ты имеешь в виду Фабиана, за которого вышла замуж Альберта?

–

 Да, его. Но когда я родилась, они еще не были женаты. В то время он управлял заводом, был холост и богат. Моя мать была у него экономкой, там всегда собиралось много гостей. Конечно, ни в одного из этих состоятельных людей она не влюбилась, ей приглянулся нищий парень из Англии - вот откуда взялось мое имя. Однако он удрал от нее домой, в Уэльс и там утонул еще до того, как я появилась на свет. У меня есть целый альбом с его фотографиями, я очень на него похожа.

Впервые ученица Камиллы была так разговорчива и откровенна. Певица внимательно слушала ее.

–  А что случилось с твоей матерью?

–  Умерла от аппендицита. Мне тогда был год и два месяца. Как раз к этому времени Фабиан вышел на пенсию, купил в Скуге виллу на берегу озера и женился на Альберте. Она всегда говорила, что у них не хватило духу бросить меня в Лубергсхюттане на произвол судьбы к милость тамошних сплетниц. Вот они и взяли меня к себе, это было так благородно с их стороны, ведь Альберте был уже пятьдесят один год, ему - шестьдесят восемь, у обоих это был первый брак, и раньше ни один из них с детьми дела не имел. А через семь лет Альберта овдовела и воспитывала меня одна.

–  Я ее почти не знала. Какая она была?
– спросила Камилла Мартин.

–  Для меня - лучше всех. Веселая, добрая, никогда ничего не жалела. У нее были густые темно-рыжие волосы, к старости они, конечно, поседели, но все равно

остались волнистыми и густыми. Она часто смеялась. Бывало, бросит уборку, сядет за рояль и играет для меня. Она была профессиональной пианисткой и много лет жила, давая уроки музыки. Она мечтала, чтобы я занималась пением, чтобы я… чтобы я посвятила себя музыке. А теперь… теперь я даже на знаю, хватит ли у меня денег продолжать наши уроки.

Слезы снова подступили к ее глазам, но Камилла сказала довольно сдержанно:

–  А почему, собственно, тебе не хватит денег? Если, конечно, желание твое непоколебимо. Ведь у тебя хорошо оплачиваемая работа. Ты служишь секретаршей в еженедельнике «Мы - женщины». Кстати, если не ошибаюсь, ты что-то говорила про интервью, которое вам до зарезу необходимо?

Полли было совестно, что она совсем забыла, какие на нее возлагались надежды и в каком безвыходном положении находится редакция. Материал нужно сдавать в типографию, а Еспер сгорает от нетерпения заполучить новую жертву для сваей статьи.

Полли постаралась, как могла, загладить свою вину. Дождалась,

когда Еспер со своей громоздкой аппаратурой примчался на Карлавеген - он считался неплохим фотографом,- и вызвалась доставить пленку в фотолабораторию быстрее любого курьера.

Весь вечер и часть ночи, пока Еспер, запершись у себя в комнате, потел над статьей, Полли не ложилась и без конца подавала ему свежий кофе.

–  Есперу обязательно сейчас же ехать в типографию? Ведь до Скуги двадцать миль, он уснет за рулем,- сказала она Мирьям в половине второго ночи.

Мирьям в ночной сорочке перебиралась из комнаты Эдуарда в собственную спальню.

–  Верно,- зевнув, согласилась она.- Риск есть. Конечно, хотелось бы печатать журнал где-нибудь поближе к Стокгольму. Но типография «Скуга-постен» сотрудничает с нами на очень выгодных условиях, к тому же печатают они хорошо, а для меня это важнее всего. Там отличный технический руководитель. Один день задержки его не испугает, по его словам, он управится с чем угодно, если рукопись доставят не позже шести утра.

–  А нельзя передать текст по телефону или по телетайпу?

–  Еспер должен сам проследить, чтобы в верстке все было в порядке, когда старую статью заменят новой.

–  Если в редакции обойдутся без меня, я с удовольствием отвезу его в Скугу,- осторожно, но настойчиво предложила Полли.

Как ни странно, Мирьям ухватилась за эту мысль.

–  Спасибо, ты окажешь нам большую услугу. Да и тебе из уважения к памяти тети Альберты не мешает появиться в Скуге как можно раньше. Надень черный плащ и постарайся убедить моего дорогого братца, что в Скуге не принято оплакивать близких в желтых бархатных пиджаках. Всего хорошего. Я иду спать.

На переднем сиденье обшарпанного «вольво» рядом с Полли Томссон сидел Еспер. Большую часть пути он дремал. Над задним сиденьем болтался на крючке его темный костюм. Сам он был в пиджаке немыслимого желтого цвета. Полли успела переодеться в черные брюки и черный свитер.

Холодным ранним апрельским утром они миновали поросшие лесом горы и въехали в безлюдный городок. Оставив позади мост через реку, Полли свернула на Мальмгатан, затем они выехали на Блекслагарегатан. Бледное солнце серебрило заснеженную поверхность озера.

Еще поворот, и путь окончен.

Они остановились возле причудливой деревянной розовой виллы с крылечками, мезонинами и белыми резными балконами.

Полли нерешительно вылезла из машины и вошла в калитку. Никакой колючей проволоки из ее ночного кошмара, и парадная дверь не заколочена. Ничто не мешало ей вынуть из сумки ключ, вставить его в замочную скважину и открыть дверь.

–  Тебе не кажется,- раздался у нее за спиной голос Еспера,- что Альберта в доме и вот-вот выйдет нам навстречу?