Наследники Че Гевары
Шрифт:
Корейцы показывали нам свои знаменитые станции. Среди них выделялись «Пухын» («Процветание») и «Енгван» («Слава») — настоящие подземные дворцы с прекрасными мозаиками и колоннадами в манере наших «Золотых ворот». Крупнейшая мозаичная панорама станции «Пухын» изображает Ким Ир Сена в окружении семисот ударников строительства метрополитена — можно не сомневаться, что их портреты переданы здесь достоверно, как на фотоснимке. Московское метро в его нынешнем состоянии явно несправедливо присвоило себе звание красивейшей подземки планеты. На платформах стояли газетные стенды со свежим номером «Нодон Синмун», в котором мы обнаружили свое очередное фото. Было видно, что пассажиры привыкли читать газеты в перерывах между поездами, которые прибывали на станцию в интервале трех минут. Эти метропоезда состоят из
Покидая очередную сияющую станцию, мы задержались на ступеньках и вдруг увидели, что на ней гаснет часть стеклянных светильников. Как оказалось, их зажигали специально для нашей экскурсии. Вся невинная показуха корейцев свелась к тому, чтобы позволить нам сделать более качественные фото в полностью освещенных залах. Они не знают, что на станциях Киева традиционно горит, в лучшем случае, третья часть наличных осветительных приборов. Остальные запущены до такой степени, что их не включают даже в честь визита какого-нибудь президента.
Поднимаясь наверх, мне думалось, что в этой стране почти невозможно скрыть правду — правду о том, чего стоят придуманные о ней мифы. Сидя на борту «тушки» в знакомом аэропорту, мы уже точно знали, что корейцы едят траву, а их летчики используют вместо приборов свет своих нагрудных значков. Вы не верите в это? Тогда вам наверняка стоит приоткрыть для себя жизнь Народной Кореи.
Столица Китая встретила нас пыльной бурей. Множество пекинцев ходили по улицам в марлевых повязках и респираторах. Вначале мы связывали это с птичьим гриппом, но очень быстро поняли — виной всему пыль. Пыльный шторм в этот апрельский день был самым сильным за последние годы. О нем написали даже российские газеты. Весенние ветра подняли в воздух огромные массы высушенной земли из пустыни Гоби и полей северного Китая, загубленных в период «интенсивного земледелия» 80-х годов. Перевалив Великую Стену, тонны летучей пыли обрушились на Пекин, щедро запорошив легендарную Тяньаньмэнь. Солнце над «Площадью небесного спокойствия» выглядело белым диском, прикрытым серой завесой. Мелкий песок забивался в нос и глаза, неприятно похрустывая на наших зубах. Во время церемонии спуска национального флага КНР вихрь бросил пыль в лицо одному из китайских гвардейцев. Солдат выпустил оружие и согнулся пополам на глазах у сотен зевак.
Глядя на это, вспоминалась фраза о «черном ветре» из политического лексикона хунвейбинов.
Прибыв в аэропорт, мы добирались в город на частном автомобиле — причем, нашего водителя охраняла сидевшая рядом жена. В другом, государственном такси ее функцию выполняла железная решетка, за которой был замурован китайский шофер. Приехав на Тяньаньмэнь, мы сразу почувствовали цепкую руку китайского криминала — в моем кармане, куда залезла рука местного вора. Среди толпы кучковались целые группы нелегальных валютчиков, очень похожих на наших менял из начала 90-х годов. Они собирались у входа в запретный Пурпурный город, под аркой с огромным портретом Председателя Мао. Зазывалы-гиды предлагали подняться наверх, к его рисованной голове — на трибуну-Ворот Небесного спокойствия, где некогда принимал миллионные парады основатель КНР. Разумеется, за отдельную плату. Похоже, что за отдельную плату в этой стране можно сделать почти все — что весьма сильно отличает ее от Народной Кореи.
Огромная площадь была забита провинциального вида китайцами в ватниках и демисезонных куртках, прибывших в столицу из разных уголков огромной страны. Их совершенно не заботила пыль, которая, по всей видимости, отпугнула большинство иностранных туристов, ударив по прибылям местных торгашей. Обосновавшись в центре площади, у величественного обелиска Народным героям, они хватали нас за одежду, настойчиво предлагая репринтные
Грандиозный ансамбль Тяньаньмэнь, на просторах которой свободно размещается миллион человек, включает в себя Дом народных собраний, где работает высший законодательный орган КНР, а также Музей Революции и Мавзолей, именуемый «Мао Чжуси цзинянь тан» — Дом памяти Председателя Мао. Напротив Ворот Небесного спокойствия развевается многометровое полотнище красного флага. Все это теряется на фоне огромного пространства площади — Тяньаньмэнь действительно напоминает собой перевернутое небо. По существу, это зеркало новейшей истории Поднебесной. 1 октября 1949 года Мао провозгласил здесь создание Китайской Народной республики — новой, самой населенной социалистической страны планеты. Сорок лет назад, в шестьдесят шестом, на площади прошли восемь парадов хунвейбинов, знаменующих начало Культурной революции — тогда здесь маршировали 11 миллионов китайских коммунистов. Десять лет спустя, в апреле 1976-го, столкновения после смерти Чжоу Энь-лая возвестили начало контрреволюционных перемен. Наконец, в июне 1989 года Тяньаньмэнь стала ареной кровавой битвы между войсками и либеральной студенческой молодежью. Номенклатура сумела подавить этот путч — но лишь для тою, чтобы самостоятельно перевести Китай на рыночные рельсы капитализма.
С утра мавзолей Мао Цзэдуна окружали тысячи китайцев, напоминая о прежних очередях к ленинскому Мавзолею. К нам, иностранцам, подбегали предприимчивые пекинцы, предлагая задешево продать свое место в этом нескончаемом потоке людей. Среди тех, кто шел к Мао, было очень много молодежи. Милиция старательно проверяла нас портативными металлоискателями, деловито отбирая фотоаппараты. Рядом стояли службисты в штатском. Женщина в темных очках, одетая в длинный черный, наглухо запахнутый плащ, что-то кричала в мегафон — прямо в толпу. Ближе к входу в Мавзолей, как по команде, смолкли шутки и смех. Здесь продавали алые гвоздики и небольшие памятные буклетики — за один бумажный юань с изображением Председателя. Цветы покупали почти все китайцы, оставляя их в первой комнате Мавзолея — Северном зале, возле снежно белой статуи сидящего Мао. Он встречал гостей на фоне зеленоватого горного пейзажа, среди живых и искусственных цветов. Кипы алых гвоздик прекрасно оттеняли этот бело-зеленый колорит. Мы добавили к ним цветы от объединения «Че Гевара» и левых интернет-газет Украины.
Тело Председателя ждало нас в следующем зале, под колпаком из бронестекла. Интерьер комнаты выгодно отличался от мавзолея Ким Ир Сена, радуя лаконичностью и сдержанной простотой. Мао Цзэдун, одетый в любимый серый френч, был укрыт красным знаменем с золотыми молотом и серпом. На его бледном лице отпечаталась легкая улыбка.
А сразу за выходом из Мавзолея, прямо на его террасе, стояли десятки торговых раскладок — целый мини-базар, торгующий памятью Председателя Мао. Здесь были сотни самых разнообразных сувениров с его изображением — включая веера, зажигалки, ручки, консервные ножи и фляги для водки, бесчисленные и сплошь безвкусные картины, монументальные пресс-папье и англоязычные цитатники в металлических переплетах. Мы молча стояли среди зазывающих нас лавочников. Библейские сентенции о торговле в храме вряд смутили бы этих представителей постмаоистской буржуазии, выгодно продающих наследие своего старого врага. Он безуспешно пытался преодолеть их рыночную стихию.
На Тяньаньмэнь расположены сразу две одноименные станции метрополитена. Пекинское метро построено сравнительно недавно, при помощи французских специалистов. Это типичное метро капитализма — неглубокое, и без особых архитектурных красот. Впрочем, его различия с метрополитеном Народной Кореи отнюдь не сводились к художественным достоинствам. При первой попытке сфотографировать интерьеры одной из пекинских станций я был тут же задержан бдительным милиционером. Последовал целый допрос в крохотном подземном участке, после чего страж порядка лично удостоверился, что с цифрового фотоаппарата удалены снимки никому не нужных пластиковых колонн.