Наследники Демиурга
Шрифт:
Потом появился свет: багровый, колышущийся… Наверное, это вход в преисподнюю!
«Господи, что же быстро-то так? И нагрешить-то толком не успел, мне же еще только тридцать шесть! – взмолился… кто-то, знавший точно, что ему тридцать шесть лет, но не помнивший своего имени. – Смилуйся, Господи!..»
Багровая пелена распахнулась в черноту, из которой уродливой маской, освещенной колеблющимся неверным светом, видимо адского огня, выдвинулась уродливая харя, скалившая блестящие зубы. Наверное, сам Люцифер!
– Изыди, сатана! – Кто-то, не помнивший своего имени, не расслышав толком своего голоса, протянул руку, защищаясь. – Убирайся, нечистый! – вдруг, булькнув и
– Э-э, полегче, господин архивариус! – испуганно отшатнулся демон.
В голове вдруг что-то щелкнуло, и все разом встало на свои места.
Над полусидящим, прислонившись к стене арки Геннадием склонялся, присев на корточки, вовсе не «Повелитель мух» [4] , а майор Национальной службы безопасности Александр Николаевич Маркелов собственной персоной, светящий в лицо приходившему в себя архивариусу огоньком зажигалки. Колеблющийся светлячок пламени и принял Геннадий за адский огонь. К сожалению, боль не осталась в забытьи, а только усилилась, когда Геннадий пошевелился.
4
«Повелитель мух» – Люцифер, одно из имен Князя Тьмы (дьявола).
– Ты в порядке? – В голосе Александра сквозила неподдельная тревога, и Геннадий решил проявить мужество.
– В полном! – в доказательство потряс головой Иванов, и в ту же минуту неодолимый рвотный спазм заставил его согнуться пополам.
Майор, заботливо придерживая спутника за плечи, дал ему облегчить желудок и озабоченно заметил:
– Да у тебя, похоже, сотрясение, Гена… Встать-то сможешь?
– Попробую… – невнятно пробулькал архивариус, ощупывая загаженный асфальт вокруг в поисках точки опоры.
Александр крепко взял его под мышки и бережно поставил на ноги. Движение снова отозвалось болью под черепом и очередным желудочным спазмом. По лбу и щеке побежало что-то теплое…
– Стоп-стоп-стоп! – Маркелов мягко, но непреклонно отвел руки Геннадия от головы, не давая даже прикоснуться к беспокоившему месту. – Трогать мы сейчас, ручками грязненькими, ничего не будем… Обопрись на меня, – подставил он плечо. Такое крепкое и надежное плечо… Плечо друга, которого так не хватало в сумбурной и никчемной жизни…
Медленно и осторожно, стараясь не качнуть, Александр вел Геннадия туда, где тускло светилось полукружье выхода из-под арки.
Под ногами что-то звонко стеклянисто хрустнуло и загремело. Майор осторожно нагнулся, подняв разбитый фонарь.
– Надо же! Стекло разбилось, а лампочка светит!
Желтый круг света вырвал из темноты россыпь сверкнувших осколков, какой-то длинный блик…
– Ах вот он куда залетел. – Маркелов снова поднял что-то с асфальта и сунул в карман. Пошарил вокруг лучом и, видимо ничего больше не найдя, повел Иванова к свету…
– А сумка? – вдруг всполошился архивариус, пытаясь оглядеться. – Они же сумку унесли, Саша! А там рукопись!
– Да не волнуйся ты, – успокоил его Александр, похлопывая рукой по сумке, висевшей у него через плечо. – На месте твоя сумка. И рукопись на месте, не переживай.
– Уй-уй-уй-юй!!! – взвыл Геннадий, хватая Александра за руку, в которой тот сжимал остро пахнущую ватку, которой только что провел по могучей шишке, украшающей лоб Иванова. – Ай-яй! Потише нельзя?!!
– Потише можно, но эффекта такого не будет. – Маркелов непреклонно отвел руку архивариуса и снова прикоснулся к ране.
– Ай-яй-яй, садист!
– Не
– Нет, не надо, – буркнул Геннадий, разглядывая в небольшом зеркальце для бритья свою избитую физиономию.
Зрелище перед ним открывалось малоутешительное. Нос, разбухший, набрякший кровью и глядящий теперь чуть в сторону, ни «готическим», ни каким-нибудь другим назвать было нельзя, больше всего ему сейчас подходило определение «фаллический»; вокруг обоих глаз зрели огромные синяки, причем левый, дополнительно, представлял собой крохотную щелку между двух напоминающих багровые оладьи век. Губы тоже напоминали эти кулинарные изыски, но крупнее, и щедро политые красным, то и дело выступающим из многочисленных трещин. Самым же потрясающим приобретением была бледно-голубая, даже какая-то сизая шишка, огромных размеров, сочившаяся кровью из солидного пореза посредине. Остальное, вроде незначительных царапин и ссадин на щеке, слегка рассеченной брови и синяка на подбородке, на фоне этого впечатляющего сооружения терялось, как пивной ларек на фоне пирамиды Хеопса. Ко всему в придачу ныли ребра, тянуло в паху и дергало в правом локте, здоровенную ссадину на котором эскулап тоже только что прижег своим садистским бальзамом.
Александр же, безмятежный вид которого заставлял усомниться, что это именно он только что разогнал в одиночку всех громил, напротив, никаких даже малейших изменений в своем курносом, усыпанном веснушками с белесыми бровями и коровьими ресницами лице не претерпел. Похоже, рассудительный внутренний голос все-таки был прав: не совался бы ты, Геннадий, не в свое дело. «Quod licet Jovi, non licet bovi» [5] , говаривали мудрые латиняне, что, как известно, означает: «По одежке протягивай ножки…»
5
Quod licet Jovi, non licet bovi (лат.) – Что дозволено Юпитеру, не дозволено быку (латинская пословица).
Оторвавшись от горестного созерцания напоминавшей поле битвы физиономии и общего сеанса самобичевания, Геннадий с гордостью продемонстрировал сбитые в кровь костяшки левого кулака:
– Я тоже кому-то заехал. По-моему, очень даже прилично!
– Куда б я без тебя, – совершенно серьезно заявил Александр, давно уже тайком ощупывающий языком во рту передний зуб, подозрительно сильно шатающийся. – Один-то я бы точно не справился.
Он не стал уточнять, что между глаз Генке «засветил» совершенно автоматически, именно в ответ на этот «хук», которого не ожидал и поэтому пропустил на все сто. Зачем расстраивать человека? Небось, в первый раз в жизни дрался, а полез на целую шайку… На помощь товарищу кинулся, а не удирать во все лопатки. Тоже не шутка, тут какое-никакое, а мужество иметь нужно. Не с голыми руками, между прочим, молодчики-то были…
Закончив бинтовать голову Геннадия и еще раз вспомнив о содержимом карманов, Александр вышел в прихожую, потом – в ванную, минуты две там чем-то металлическим гремел в раковине, включив на полную мощность воду, а затем, войдя, высыпал на стол перед ошалевшим Геннадием груду каких-то устрашающего вида предметов, с которых на клеенку стекала вода. Указательным пальцем он вычленил из россыпи блестящую массивную железяку и толкнул по направлению к отшатнувшемуся архивариусу.
– На, возьми на память. Им тебя и «окрестили» по лбу. Крепкая, я скажу, у тебя черепушка…