Наследники Демиурга
Шрифт:
Владислав с изумлением узнавал прежнего отца, в кабинет которого вбегал в детстве, устав от игр, чтобы благоговейно следить за ним, священнодействующим, с трудом постигая то, что присутствует при рождении очередной Книги…
Георгий Владимирович, наконец, почувствовал чужое присутствие и оглянулся.
– А-а, сынок! – улыбнулся он, и знакомые морщинки побежали к вискам, снова, как и раньше, сделав отца похожим на Вольтера. – Проснулся? А я специально шторы в твоей комнате прикрыл, чтобы ты выспался как следует.
– Как же ты…
– Не разбудил тебя?
Сотников-старший продемонстрировал действительно намного более тихое передвижение.
– Я там перекусил, чем бог послал, чтобы тебя не будить. – Отец удивлял все больше и больше. – Только вот это… Но я терплю… пока. Слушай: ты там, помнится, говорил про эти… там… пам…
– Памперсы?
– Во-во, памперсы! – обрадовался отец. – Ты бы купил их, сынок, чтобы тебе работы поменьше… И еще… Я тут подумал на днях: а как бы нам Варвару-то найти, если живая еще? Два холостяка в доме. Женщина бы не помешала, да и проще мне с ней, Владик… Можно было бы твою Ирину пригласить, места полно, но вдруг она не захочет со стариком жить… Ты бы разузнал, насчет Варвары, а?
– Да у меня где-то записан ее адрес, пап…
– Вот-вот, найди ее. Скажи отец, мол, просил зайти…
Казалось, отец сбросил десятка два лет, начал лучше питаться без каких-либо капризов, смирился с памперсами, почти не скандалил – жить бы да радоваться, но душу Владислава продолжал потихоньку точить червячок: старик упорно уходил от всех разговоров, хоть как-нибудь затрагивающих тему проклятой рукописи. Казалось, он начисто забыл о ночных откровениях и ни словом не вспоминал о своих загадочных словах насчет «уничтоженного будущего» и прочего.
Работа над рукописью у Владислава прочно встала, и он, ужасаясь, что последует новый вызов к заказчикам, каждое утро просыпался с самыми нехорошими предчувствиями. Однако уже несколько дней никаких звонков не было, за исключением какого-то странного в среду утром.
– Да, – как обычно бросил Сотников в трубку.
Он только что почистил картошку, и из-за мокрых рук скользкий эбонит приходилось держать двумя пальцами.
– Георгий Владимирович? – поинтересовался на другом конце провода не старый и не слишком молодой приятного тембра голос, правильно выговаривающий слова без всякого намека на кавказский или какой-либо иной акцент.
– Нет, это его сын, Владислав Георгиевич Сотников.
В трубке помолчали.
– А отца вашего, Владислав Георгиевич, можно попросить к трубочке? – неуловимо изменившимся тоном, как будто слегка удивившись, спросил неведомый собеседник.
Владиславу вдруг страшно расхотелось разговаривать с этим любопытным типом, голос которого немного напоминал баритон институтского «особиста».
– А по какому вы поводу, разрешите узнать? – вопросом на вопрос ответил Сотников-младший.
В трубке замялись, но ровно на секунду:
– Меня зовут Маркелов Александр Николаевич.
– Очень приятно, и…?
– Я сотрудник газеты
– Никогда не слышал о такой!
– Мы хотели бы, – «Александр Николаевич» как-будто не заметил иронии в голосе Сотникова, – опубликовать интервью со старейшим из живущих ныне писателей России. Вы понимаете…
– С динозавром, так сказать?
– Зачем вы так, Владислав Георгиевич, – укоризненно произнесла трубка. – Мы же ничего такого…
– Отец очень болен и никого интервью давать не будет, – отрезал Владислав.
– Мы же не безвозмездно…
– Ни безвозмездно, ни возмездно! Георгию Владимировичу девяносто девять лет, вы не в курсе, случайно? Он не встает с постели и вообще парализован с тридцатых годов прошлого века!
– С одна тысяча девятьсот двадцать восьмого, – проявила осведомленность трубка.
– Тем более.
Трубка помолчала, и Владислав уже хотел попрощаться, как собеседник ожил:
– А приехать мне можно? Чтобы хоть…
– Нельзя. До свидания.
Не дожидаясь ответа, Сотников-младший повесил трубку.
Почему он так резко, даже грубо, разговаривал с совершенно незнакомым и притом предельно вежливым человеком, Владислав не мог объяснить даже себе. Напомнил голосом незабвенного Викентия Павловича, в «научниковской» среде именуемого за глаза «Берией» (из-за созвучия имени-отчества, общей лысоватости и очков в металлической оправе)? Ну и что? К самому-то Решетилову, небось, бегал «на задних цырлах», по первому звонку, да еще и дрожал при этом как заячий хвост, а тут, поди ж ты, раздухарился! Человек, может, действительно, хорошую статью об отце хотел написать. Вон как времена-то изменились! Никаких кликушеских воплей шизанутых экс-диссидентов не слышно, да и «дерьмокрады» попритихли, почувствовали Руку… Пока не Сильную, а просто Руку. Михалков вон, слова к новому гимну написал, вернее старые переиначил в очередной раз, а ведь тоже «певцом Сталинской Эпохи» значился. Одним из самых закоренелых причем. Отца-то он на сколько моложе? Лет на десять? Меньше?
– Сынок, звонил кто, что ли? – раздалось из комнаты отца.
Да, на слух Георгий Владимирович не жалуется, это точно.
– Номером ошиблись, папа! – крикнул Владислав в ответ. – Каких-то Севостьяновых ищут.
– Не было тут никогда никаких Севостьяновых. Синельниковы были. Соломоновичи были. А Севостьяновых я не помню. Так и скажи!
– Да я сказал уже. Ты кушать хочешь?
– Нет, до обеда потерплю.
– Ну и ладушки. Я прогуляюсь немного?
– Конечно, сынок. Сходи, подыши воздухом…
Нужно все-таки сходить купить старику телевизор. Да и забежать в магазин компьютер присмотреть, и все остальное. Как там говаривал Василий Шукшин в «Калине красной»: «Деньги жгут мне ляжку…», так вроде?
«А почему именно „сходить“? Зря, что ли, „Иосиф Виссарионович“ подарил мне мобильник и разрешил, вернее приказал, всегда, когда пожелаю куда-нибудь съездить, вызывать „конвоира“. Его вроде бы Марат зовут…»
Что тут нажимать нужно на клавиатуре-то?.. Ага, «Marat»… Хорошо… То есть, конечно, «ok»…