Наследники ночи. Парящие во тьме
Шрифт:
Дориана снова замолчала. Её мысли были далеко в прошлом. Кларисса испугалась, что женщина снова попросит её уйти, так и не рассказав историю до конца.
— А что было дальше? — поспешила спросить вампирша.
Взгляд Дорианы вернулся к девушке. Она с беспомощным видом
пожала плечами.
— Это конец истории. Врач обследовал меня и задал несколько вопросов, а затем передал на попечение двух сестёр, которые привели меня в эту палату. Вот и всё. Они заперли меня здесь и ушли. Сначала я кричала и требовала, чтобы ко мне привели врача. Никто не ответил. Я буйствовала, плакала, умоляла... Бесполезно. В конце концов я замолчала. Однообразные дни и ночи сменяли друг друга, не принося
Некоторое время Кларисса и Дориана молча смотрели друг на друга, прислушиваясь к боли, заполнившей комнату.
— Как зовут вашу дочь? — наконец спросила вампирша.
Я дала ей имя Карамия. — Глаза Дорианы наполнились слезами. — Но Кальвино предпочитал называть её Николеттой.
ПРИЗНАНИЯ
Она гребла не останавливаясь, пока её руки не начали болеть так сильно, что каждый взмах весла казался последним. И всё же неведомая сила позволяла девушке, превозмогая боль и усталость, гнать лодку вперед. Ей нужно было вернуться. Кальвино и другие по-прежнему не знали, что с ней приключилось. Они, наверное, ужасно волновались. Во всяком случае отец и Леоне не находили себе места. Братьям Николетты и остальным Оскури, скорее всего, было наплевать на неё. Может быть, они даже радовались, что смогли так легко от неё избавиться.
От этой мысли у девушки заболело сердце.
Что говорили вампиры? Николетте не хотелось об этом вспоминать, но их слова до сих пор звучали у нее в ушах. Эдоардо утверждал, что она сбежала! Что она добровольно покинула пост во время большого налёта! Как её родной брат мог так о ней подумать?
Да, Николетта и вправду несколько раз поступала своевольно, а ещё увезла и спрятала Клариссу, когда остальные решили её убить. Но
это был хороший поступок. Отец и Леоне втайне наверняка одобрили бы его. Оскури не убивают - ни людей, ни вампиров.
Николетта оставила Сан-Марко позади и направила лодку по Рио делла Тана, узкому каналу, ведущему вокруг большого закрытого комплекса судоверфи и упирающемуся в овальный остров, на котором в своём дворце когда-то жил патриарх Венеции. Гондола скользила вдоль высоких стен, со всех сторон окружавших Арсенал. Попасть за них было не так-то легко. Раньше здесь сооружали быстрые галеры, на которых зиждились богатство и слава республики. Множество рабочих столетиями строили торговые корабли и оснащали военные суда, чтобы самостоятельно защищать ценные товары и свой сказочный город на воде — прежде всего от соперников из Генуи, а позднее и от приближающихся турок, взявших за горло всю Европу.
Но против Наполеона венецианцы не выстояли. Он пришел с запада и захватил гордую, независимую республику лишь для того, чтобы передать её в руки австрийских оккупантов, а затем присоединить к Италии.
Однако сейчас всё это мало интересовало девушку. Важно было то, что большая часть Арсенала сохранилась. В огромных бассейнах и прилегающих к ним ангарах сегодня строилось всего несколько кораблей, и поэтому Оскури превратили пустующие цеха в надёжное укрытие.
Николетта остановилась у неприметных ворот, открыла их и направила гондолу в арку. Затем девушка снова аккуратно заперла ворота и привязала лодку у причала. Здесь уже пришвартовалось несколько гондол Оскури. Располагавшиеся вокруг складские помещения закрывали причал от посторонних глаз.
Николетта вышла из гондолы и, прячась в тени заброшенных складов и мастерских, направилась к входу в укрытие.
Снаружи старый канатный цех казался обветшалым и пустым,
Переступив через натянутую над полом проволоку, которая приводила в действие сигнал тревоги, Николетта толкнула подвижную часть стены, за которой скрывалась лестница. По ней можно было подняться на верхний этаж. Там располагались уютно обставленные комнаты, в которых Оскури могли отдохнуть, поупражняться в фехтовании или встретиться для обсуждения дальнейших планов.
Кроме того, на верхнем этаже жил Томмазо, возглавлявший Оскури ещё до рождения Николетты. Он был хорошим предводителем, рассказывал Кальвино, пока не подвергся преследованию австрийской военной полиции. Томмазо пришлось сражаться с молодым фельдфебелем, которому так и не удалось задеть противника саблей — во всяком случае так считал сам Томмазо. Оскуро не заметил, что острое лезвие сабли рассекло его плащ. Томмазо удалось вывести противника из равновесия и оторваться от погони. Он радостно мчался по крышам Венеции и, добежав до канала, прыгнул, чтобы пролететь над ним, но вместо этого рухнул на мостовую.
Братьям удалось спасти Томмазо и принести его назад в укрытие, но после этого он так и не встал на ноги.
Управление кланом взял на себя младший брат Томмазо, отец Кальвино. А Томмазо с тех пор жил здесь, в Арсенале. Он был ядром семьи, точкой, из которой тянулись все ниточки. Его память служила всем Оскури, поскольку записывать что-то было слишком опасно — письма могли попасть в чужие руки. Тайные знаки рано ли поздно расшифровывали. Поэтому Оскури постоянно меняли свои укрытия и лишь изредка навещали жён и дочерей, а затем возвращались в Арсенал или какое-то другое тайное место, и только Томмазо всегда знал, где можно найти каждою члена их семьи и каковы дальнейшие планы Оскури. Ноги отказали ему ещё несколько десятков лет назад, но разум бывшего падре Оскури по-прежнему был острым и ясным. Он никогда ничего не забывал! Поэтому Николетта первым делом направилась к Томмазо, чтобы узнать, где сейчас может быть её отец. Девушке повезло: в комнате Томмазо она нашла не только сидящего на диване Кальвино. Здесь также были её дяди Леоне и Микеле, брат Эдоардо и кузены — Маттео и Габриэле. Старшие Оскури о чём-то говорили с Томмазо, а младшие оттачивали свое умение обращаться со шпагой.
Брат заметил Николетту в то мгновение, когда она бесшумно появилась на пороге комнаты.
— Смотрите-ка, наша заблудшая овечка вернулась домой, — лениво произнес Эдоардо.
Радости в его голосе не было.
Кальвино вскочил на ноги и поспешил к дочери, чтобы сжать её в объятиях. По лицу Леоне тоже было видно, с каким облегчением он воспринял появление Николетты. Кузены опустили шпаги.
— Я знал, что она рано или поздно объявится, сказал Эдоардо. — Не стоило так волноваться.
Кальвино ещё раз прижал дочь к себе, а затем провёл её к одной из мягких подушек, заменявших здесь стулья. Вся комната Томмазо была оформлена в восточном стиле.
— Что стряслось? — спросил Кальвино. Почему тебя так долго не было?
— Стряслось? — ответил вместо Николетты Эдоардо. — Скорее всего, ей просто стало скучно, и она нашла себе более увлекательное занятие, чем стоять на доверенном ей посту...
— Нет, мне не было скучно, — перебила брата Николетта. — Во всяком случае, не настолько, чтобы я бросила свой пост. Как вы, наверное, уже заметили, о нашем плане было известно не только нам. Нас поджидало несколько вампиров. Одному из них удалось взять меня в плен.