Наследники по прямой.Трилогия

Давыдов Вадим

– Всё возможно, ежели захотеть, – Вавилов вздохнул. – Ну и фрукт ты, сынок, ну и фрукт. Это, на самомто деле, не ко мне, – к Варягу. Он у нас по таким делам большой дока. Я распоряжусь. А что с Полозовым твоим?

– С Полозовым? – Гурьев, осенённый неожиданной, как электрический разряд, мыслью, улыбнулся. – Полозов пускай тоже в Париж катится. Нечего ему здесь делать. Наверняка у него тоже с документами дело швах.

– Вот все они так, – Вавилов закурил очередную папиросу. – Скажика на милость: получается, знали

они, что так всё повернётся? Насмерть дрались ведь. Знали, а?

– Никто не знал, Федор Петрович, – тихо проговорил, опуская голову, Гурьев. – Никто. И вы не знали, и Варяг не знал. А кто знал, тех не слушали. Ни с той стороны, ни с другой. А теперь что ж? Старое чинить – глупо, потому что чинитьто нечего. Осколки какието, смешно говорить даже. Новое строить? Так ведь это не стройка вовсе, а подготовка к вселенскому погрому. Неудивительно, что среди людей здравомыслящих так мало желающих принимать в этом участие. Да вы ведь и сами, Фёдор Петрович, – когда остановились и огляделись, сделалось вам не по себе. А теперь – самое главное. Дальше – что?

– Что? – нахмурился Вавилов.

– То самое, Фёдор Петрович. Уедет Ирина, уедет и Полозов – воин теперь из него никакой, туберкулёз – штука препротивная. А нам – оставаться. И вам, и Варягу, и мне. Это же наша страна. А получается, что мы не можем ничего. Ни мыслей никаких, ни планов. С этими – противно. Самим – невозможно. Вот и ерундим, как Варяг говорит, помаленьку. Там жулика прихлопнем, тут рукосуя прижмём. А понастоящему – не происходит ничего.

– Экой ты скорый, сынок, – усмехнулся Вавилов. – Людей надо не десяток и не два.

– Нужна концепция. Инструменты. А Варяг думает…

– Варяг неплохо думает, – перебил Гурьева Вавилов. – Он один, может, и не придумает всего, но все мы вместе – обязательно придумаем. Не может быть такого, сынок, чтобы не придумали мы, понимаешь? Ты ведь правильно сказал, что нам здесь оставаться. Значит, придумаем. А как же иначе?

Москва, Виндавский вокзал. Май 1928

Гурьев отправился встречать Полозова один. Ирина хотела пойти тоже, но Гурьев не согласился: сам. Так будет лучше.

Поезд опаздывал – Гурьеву пришлось ждать около получаса. Когда Полозов, словно юный мичман, спрыгнул с подножки вагона, Гурьев почувствовал в горле комок, который не смог проглотить. И шагнул навстречу.

– Яков Кириллович, голу… – Полозов осекся на полуслове, схватил Гурьева за плечи, тряхнул с неожиданной силой: – Что случилось?! Что случилось… сынок?!

Он только головой покачал в ответ – не мог сказать сразу. Как не смог бы, наверное, сказать такое отцу в первую минуту встречи. Но Полозов понял:

– Что? Что с ней?! Жива?!. – И, когда Гурьев снова покачал головой, пошатнулся: – Нет. Не уберёг. Прости меня, Кир. Всетаки – не уберёг. Господи, Гур. Я так спешил. Как же это?!

Москва.

Май 1928

Они сидели втроём за столом; тонкий фитилёк горел в чашке с оливковым маслом. Перед ними стояла располовиненная бутылка водки, нехитрая закуска да лежала пачка полозовских папирос «Витязь». Полозов курил, не переставая:

– Я помню это кольцо. Как же вы собираетесь искать его, Яков Кириллович?

– Я не собираюсь искать кольцо, Константин Иванович. Я собираюсь искать тех, кто захотел его получить. Найдутся эти люди или человек – найдётся и кольцо.

– Чтонибудь мы уже знаем?

– Мы, – Гурьев посмотрел на моряка и улыбнулся. – Вы с нами, Константин Иваныч?

– Что же, – Полозов длинно вздохнул. – Я ведь полагал, что все долги раздал уже. А получается – ещё нет. Значит, живём дальше. Конечно, я с вами, Яков Кириллович.

– Гур.

– Да. Конечно. Так что у нас есть?

Гурьев поведал Полозову историю знакомства с Городецким и размышления последнего на тему qui prodest. [125] К концу повествования моряк сделался мрачнее тучи:

– Вот так так… Но если всё настолько хорошо известно… То… что же нам остаётся?!

– Нам остаётся исключить все прочие версии, Константин Иванович. И решить, прав, в конце концов, Варяг, или нет. Но даже в этом случае задача найти кольцо вовсе не сходит с повестки дня.

125

qui prodest – кому выгодно (лат.)

– Почему?

– Кольцо принадлежит моей семье. Моя семья и моя страна – то, что связано друг с другом неразрывно, а кольцо – такой же исторический персонаж, как вы или я, Константин Иванович. Мне нет никакого дела до того, кто и по каким причинам захотел лишить мою семью её истории. Кольцо вернётся на место, а люди – или не люди – посмевшие протянуть к нему руки, – покойники. Точка.

Мишима, до этого молчавший так, будто его и не существовало, медленно опустил голову в знак одобрения.

Вечером пришли гости – Городецкий, Герасименко и сам Вавилов. Инструктаж Городецкого произвел на Полозова сильное впечатление, а вручённое ему Вавиловым удостоверение внештатного сотрудника – такие же удостоверения получили Гурьев и Мишима – довершило картину полного и окончательного разгрома. Встряхнувшись, как после удара волны, он спросил:

– И после всего этого… Вы считаете, что у нас есть какието шансы на успех?!

– Шансы есть всегда, – Городецкий оглядел присутствующих. – Величина этих шансов может быть разной, но шанс всегда есть. И его тем больше, чем внимательнее вы отнесетесь к моим разработкам. Договорились, Константин Иванович?