Наследники по прямой.Трилогия

Давыдов Вадим

Осоргин, судя по выражению его лица, пребывал в состоянии полнейшей выключенности из разговора Гурьева с генералом:

– Кровь Царская. Кровь Истинная. Что же это выходит… Подождите. Не потому ли… И санкюлоты, и большевики… Цареубийцы. Вот и вся революция. Господи Иисусе…

– Возможно, – чуть наклонил голову Гурьев. – Очень даже вероятно, потому что первое и самое успешное мероприятие обеих, с позволения сказать, революций, заключалось в физическом истреблении тех, кто носил – или мог носить – эту кровь в своих жилах. Чтото в этом есть от того самого нарушения законов,

о чём мы тогда с батюшкой говорили. Помните, Вадим Викентьевич? А вот ещё что интересно. Стяги русских князей – и Рюриковичей, и Даниловичей – малиновые. Красные. Как и знамёна Меровингов.

– А это при чём тут?!

– Узурпация, государи мои. И большевики, и ранее – санкюлоты, якобинцы, – просто изворотливые узурпаторы, присвоившие себе Царские знамёна, использующие древние, архаические движения народной души, отзывающиеся на эти символы.

– В каком интереснейшем ракурсе предстаёт тогда история, Яков Кириллович.

– Только не надо мне Протоколы Сионских Мудрецов пересказывать, Николай Саулович. Увольте.

– Нетнет, – почемуто улыбнулся генерал. – Не имею намерений. Да вы их, похоже, наизусть знаете.

– И не только их.

– Вы ведь в заговоры не верите, Яков Кириллович?

– Что за чепуха – «верю – не верю»?! Все эти заговоры и тайные общества – просто клубы по интересам, мне ли вам такое рассказывать? – изумился Гурьев.

– Нет, разумеется, – Матюшин погладил усы и снова улыбнулся. – Заговор только тогда осуществим, когда ложится органично и организованно на некую мировую историческую линию, то есть, по сути, концентрацией такой исторической линии и является. А подругому – разумеется, никак.

Кавторанг вдруг взвился, как ужаленный:

– Яков Кириллович! Да ведь это же всё объясняет!!!

– Что – «это»? И что – «всё»?

– Яков Кириллович… Я…

Гурьев, посмотрев на Осоргина, сердито поджал губы, быстро налил и протянул кавторангу рюмку водки:

– Залпом. Ну?!

Послушно опрокинув в себя спиртное, Осоргин схватил с блюдца засахаренный лимон и, мгновенно размолотив его челюстями, проглотил, после чего снова опустился на стул и, моргнув, уставился на Гурьева:

– Леди Рэйчел и Тэдди – Рюриковичи. Настоящие. Последние. Их поэтому пытаются уничтожить, Яков Кириллович. Понимаете?!

– А кто пытается, вы случайно не знаете, Вадим Викентьевич? – преувеличенно ласково спросил Гурьев.

– Как кто?! Большевики, разумеется!!!

– Хотите ещё водки, Вадим Викентьевич?

– Нет!!!

– Напрасно, – Гурьев покачал головой. – Большевикам не следует бояться Рюриковичей, Вадим Викентьевич. И Романовых тоже не следует. Романовы – вообще отработанный исторический материал, пустая порода. А последние и настоящие, как вы изволили выразиться, Рюриковичи, вовсе не помышляют о русском престоле. Поверьте мне, я этих обоих последних настоящих Рюриковичей знаю вдоль и поперёк, как облупленных. Так что, при всём моём уважении, никак не могу с вами согласиться. Хотя версия, безусловно, экстравагантная и чрезвычайно романтическая.

– Как облупленных? – переспросил Матюшин, опять побледнев.

Да что с ним такое, с беспокойством подумал Гурьев.

Сердце, не дай Бог? Нет, не похоже…

– Это правда, – тихо подтвердил Осоргин. – Как облупленных, да. Верно. Только, может, вы не всё знаете? Или вы просто изза… ваших чувств к леди Рэйчел никак сами даже мысли об этом допустить не хотите?

– Наши с Рэйчел чувства никакого отношения к происходящему не имеют. И иметь не могут.

– Наши с Рэйчел, – эхом откликнулся Матюшин, закрыл глаза и потряс головой. – Боже Праведный, Яков Кириллович. Значит, это правда.

– Что – «правда»?!

– Я всё объясню. Только, ради Бога, не торопите меня. Расскажите сначала, что происходит. Покушение? Было покушение?

– Да, было покушение. Только…

– Подождите. Расскажите мне, пожалуйста. Во всех подробностях.

Гурьев поведал генералу всё без утайки – и о происшествии во время поломатча, и о дальнейших перипетиях сюжета, имевших место в госпитале.

– Я совершенно не понимаю мотивов, – Гурьев в раздумье поскрёб большим пальцем правой руки ямочку на подбородке. – Это не может быть связано с деньгами, вот совершенно никак. Нет у них никаких денег. А если… Например, почему Рэйчел? Логично было бы направить остриё удара на мальчика.

– Что такое мальчик – без леди Рэйчел? – быстро спросил Осоргин. – Без леди Рэйчел – и без вас?! Сирота без средств к существованию, без ничего! Яков Кириллович, дорогой вы мой! Ну, посмотрите же, наконец, правде в глаза! Ведь мучительною смертью должна была умереть она, голубка безвинная! И мальчик погибнет же в таком случае! Пусть не умрёт – но растворится, совершенно исчезнет, всякий след пропадёт! Неужели не понимаете?! Господи, да ведь это же бесы глаза вам застилают, те самые! Не вы ли сами твердили – мучить, истязать, терзать душу ангельскую – их пища и наслаждение?! Да это же просто – как, я не знаю…

– Бред.

– Какой же бред, Господи!!!

– Всё это – бред, – Гурьев спокойно посмотрел на Осоргина, а потом на генерала. – Всё. Сначала нелепая смерть её мужа. Потом эта икона. Потом покушение. Хотя… Если, действительно, рассмотреть версию мистических мотивов, нельзя не признать, что у всего происходящего появляется некий смысл. Совершенно фантастический, я бы даже сказал, идиотский – но смысл.

– Вот! Вот – а я о чём же вам толкую?!

– Но Выто понимаете, что это – идиотизм, чёрт возьми?! Что я их даже убить… не имею права, потому что их место – в сумасшедшем доме?!? Вторая четверть двадцатого века – и убийство по мотивам… династических споров тысячелетней давности?!

– О, Господи, да как же вы не понимаете! При чём тут династические споры!? Бесов потешить! Бесов!

– Но почему Рэйчел?!

– Так ведь кровь… Яков Кириллович. Не просто кровь. Кровь Христову пролить. Понимаете? – Матюшин нервно огладил усы и бородку. – Неужели вы не понимаете, что существуют люди, для которых подобный мотив важнее любого другого?

– Наверное, я всётаки туповат, – сознался Гурьев. – Я понимаю, о чём вы говорите, Николай Саулович. И даже больше того – допускаю, что вы совершенно правы. Вот только понять этого – не могу. Увольте.