Наследники
Шрифт:
Александр не отвечал, долго и старательно прожёвывая пирожок.
— Если решишь, можно будет отделить тебе комнаты наверху, чтобы не было сыро, — продолжать Пётр Иванович.
Александр чуть-чуть покраснел.
— Я не люблю твоих шуток, — сказал он.
— Почему шуток? — весело воскликнул старик. — Я говорю серьёзно. Я буду очень рад.
— Не мог же ты забыть, что я женюсь.
— Женишься? —
— Столько, сколько ты сам обещал.
— Совершенно верно! Половину. А ты знаешь точно, сколько это составит половина того, что я имею?
— Точно не знаю.
— Так как же это ты пошёл на такое условие? Ведь я мог обмануть тебя! Я мог утаить! Хи-хи-хи!
— Приблизительно я вычислил.
— Ах, да! Вычислил? Вот это ты прекрасно сделал. Не вводи вора во грех! Надул бы тебя старый мошенник, непременно бы надул.
Александр морщился.
— Если хочешь опять делать сцены, то отложи до после обеда. Волноваться за едой крайне негигиенично.
Пётр Иванович сразу переменил тон.
— Я скажу тебе без всяких волнений, наш разговор я обдумал и твоё требование нашёл чрезмерным. Я убеждён, что княжна с удовольствием возвратит тебе своё слово, и таким образом всё кончится к общему удовольствию.
— Не к твоему во всяком случае, — равнодушно сказал Александр и пожал плечами.
— А вот тут-то ты и ошибаешься! — крикнул Пётр Иванович — Я не хочу больше этого брака! Ты знаешь: ведь замужеству с тобой она предпочла бы смерть.
— Ты положительно становишься сантиментальным, — насмешливо усмехнулся Александр Петрович. — Берегись, в твои годы это опасно.
— В мои годы… опасно?.. Ты, кажется, заботишься обо мне, неправда ли? — сказал он с злобной горечью, исподлобья глядя на сына. — Я ждал этого всю жизнь. Все меня ненавидели, и я гордился этой ненавистью, почти любил её. Я ждал привязанности и понимания только от одного человека, и этот человек, — ты! — с горьким смехом закончил он.
— Не прикажешь ли мне объясниться в любви?
— Нет, не прикажу. Ты не любишь лгать, может быть тебе лень, во всяком случае это одно
Он стукнул кулаком по столу, так что Александр Петрович поморщился.
— Отдать? — крикнул старик. — Отдать теперь, чтобы ты ушёл из-под моей власти и открыто смеялся бы надо мной? Отдать, когда я стар, когда уже поздно начинать жить сызнова? Нет, пусть уж до конца я сохраню иллюзию, что у меня есть сын, что я не совсем одинок, не совсем брошен. Но я отклонился и возвращаюсь к главному: твоего брака с княжной я не хочу.
Александр посмотрел на отца, и в его тусклых глазах промелькнула мысль. Он соображал.
— Ты думаешь, что смерть князя помешает твоим планам?
— Нет, я не думаю.
— В таком случае, если ты не шутишь, я ничего не понимаю!
Старик Гарушин улыбнулся и принялся за поданное блюдо.
— Отчего ты не ешь? — спокойно спросил он сына.
— Не хочу, сыт, — недовольным тоном ответил тот. — Однако я не могу позволить, чтобы мной распоряжались так, по произволу. Всё лето я ухаживал, как дурак, я сделал предложение. Важнее того: моё долгое пребывание здесь пошатнуло мои дела в Петербурге.
— Я не распоряжаюсь. Я не хочу больше твоего брака с княжной, но, если ты этого хочешь, если ты влюблён, если она с своей стороны тоже влюблена в тебя — женитесь.
Весь конец обеда Александр сидел молча, с мрачным и озабоченным лицом. Когда отец встал, он провёл рукой по лбу и спросил:
— Ты дашь мне на дорогу и вообще ещё… сколько можешь?
Пётр Иванович засмеялся.
— Дам! — весело сказал он. — И на дорогу дам, и вообще… Подождёшь похорон князя?
— Нет.
— И не надо. Я берусь переговорить с княжной.
И когда сын выходил из комнаты, он крикнул ему вслед:
— А ты, помнится, грозил рассердиться на меня? Как? Что?