Наследство Найтингейлов
Шрифт:
— Позаботьтесь о нем, мисс Кэролайн. Пожалуйста.
— Конечно. Конечно, — уверяла Кэролайн, вытирая лоб Элис влажным платком. — И ты сама позаботишься о нем. Отдохнешь немного, отлежишься и поправишься, Элис.
— Нет, мисс Кэролайн, я уже не встану, и вы это знаете. Но потом вы расскажете ему обо мне? Что я любила его и не хотела оставлять, но…
Она замолчала; бледное личико осветилось душераздирающей улыбкой.
— Твой сын никогда тебя не забудет, Элис, клянусь. И Оуэн хочет тебя увидеть и
— О нет, не позволяйте ему видеть меня такой, мисс Кэролайн. Заставьте его уйти. Я никогда не говорила ему.., но он был так добр со мной, так добр.., у нас не было времени стать ближе друг к другу, но он такой милый.., ни один мужчина не относился ко мне так хорошо, как Оуэн.
— Тогда тебе стоит сказать ему это прямо сейчас. Он так беспокоится за тебя. И очень хочет видеть. Прошу тебя, выпей глоточек теплого молока, которое специально для тебя принес Полгрейн, хорошо? И не нужно плакать, дорогая.
— Элис? — тихо окликнул Оуэн, осторожно присаживаясь рядом, — Ну же, любимая, пожалуйста, ты должна выпить теплого молока.
Послышался легчайший шепот, в котором угадывалось лишь слово “люблю”. А потом ничего. Голова Элис слегка откинулась. Глаза закрылись.
— Все кончено, — вздохнул доктор Трит, осторожно отстраняя Кэролайн и Оуэна.
— Нет! — Оуэн рванулся к постели и окаменел, глядя на Элис. — Нет, — повторил он, — нет, она такая милая и невинная… Боже, это несправедливо.., несправедливо.
— Оуэн, поцелуй ее на прощание. Отпусти ее душу, — всхлипнула Кэролайн.
Но, пытаясь утешить Оуэна, сама она ощущала, как внутри с пугающей быстротой разливается ледяной холод, словно превращающий ее в ледяную статую.., потом перед глазами все завертелось, окружающий мир исчез, и она погрузилась в благословенный мрак, погрузилась с радостью, желая, чтобы он поскорее поглотил невыносимую боль и скрыл прекрасное юное лицо Элис, такое умиротворенное в смерти, такое красивое, такое неподвижно-безжизненное.
Кэролайн никогда не носила траура и не намеревалась делать это сейчас.
— Элис еще и пятнадцати не исполнилось. Не собираюсь в память о ней надевать черное платье. Я буду в белом, потому что белый цвет так же чист и невинен, как сама Элис.
И миссис Мейхью молча кивнула. Все женщины Маунт Хок тоже были в белом. Викарий, мистер Пламберри, прибывший вместе с женой без приглашения, оглядел собравшихся и объявил:
— Так не полагается. Хотя Элис была недостойной грешницей, однако мы обязаны носить черное, чтобы показать, как чтим мы и любим Господа нашего, и пусть даже покойница вела распутную жизнь, наше благоговение перед Богом превыше уважения к усопшим.
Кэролайн, не в состоянии найти подходящие слова, пристально уставилась на викария.
— Наверное, эти… — он небрежно взглянул на мисс
Кулак Кэролайн с силой врезался в челюсть викария. Тот мешком свалился на пол. Миссис Пламберри взвыла, рухнула на колени и завизжала:
— Как вы посмели? Подумать только, мой муж, настоящий святой, унизился до того, что приехал сюда, в этот вертеп, и все ради этой маленькой потаскухи…
Кэролайн дрожала, но не от холода, а от ярости.
— Триджигл, Полгрейн, — задыхаясь, велела она, — проводите чету Пламберри из Маунт Хок, и поскорее.
— Попробуйте только притронуться ко мне! — продолжала вопить жена викария. — Жалкие… — Она визжала так громко, что теперь почти ничего нельзя было понять.
— Норт, спасибо за то, что отнес мистера Пламберри на диван, но не будешь ли так добр швырнуть его на пол? — попросила Кэролайн.
Норт немедленно исполнил просьбу жены, свалив викария, как груду мусора, у ног миссис Пламберри. Та, подскочив к окну, высунулась на улицу с диким криком:
— Все вы заплатите за это! Мерзкие грешники! Взгляните только, стоят тут и пальцем не шевельнут, чтобы защитить моего дорогого мужа! Распутные твари, разоделись в белое, словно язычники! Гореть вам за это в аду на веки вечные!
Епископ Хортон из Труро, к счастью, прибывший вскоре, после отъезда Пламберри, прочитал над могилой Элис слова, написанные Кэролайн и Оуэном. Его низкий, мягкий голос разносился над кладбищем, и даже самый младший из детей мистера Думбартона, казалось, понимал все.
— Элис пришлось бы по душе такое, — прошептал Оуэн. — Сам епископ Труро приехал ради нее. Я всегда мечтал иметь голос, как у него.
Утро выдалось облачное, ветреное, воздух был сырым и холодным. “Самый подходящий день для скорби”, — думала Кэролайн, стоя рядом с Нортом. Костяшки пальцев ныли, и от этого на душе становилось легче!
У могилы собралось почти пятьдесят человек. Элис бы понравилось и это. Она, вероятно, побагровела бы от смущения и, забыв все, чему выучилась на уроках мисс Мэри Патрисии, выпалила бы:
— Ох, мисс Кэролайн, да взгляните вы только на этих щеголей! Разодеты как! Вот здорово, мисс Кэролайн, правда?
Кэролайн не чувствовала катившихся по лицу слез и поняла, что плачет, лишь ощутив на губах их вкус и поняв, что Норт осторожно вытирает ей щеки.
Глава 35
Только дня через три Кэролайн наконец заметила, что за ней ведется слежка. Она поехала в Гунбелл к портнихе за маленькими одеяльцами и пеленками для малышей и, выйдя на улицу, случайно заметила соглядатая.