Наследство в глухой провинции

Кондрашова Лариса

Но тут музыка кончилась, и партнер расстался со мной с видимым сожалением. Потрусил к столику, за которым сидели еще трое мужчин.

Ела я неторопливо. Что ждет меня в моем холодном номере, кроме удовольствия спать одетой, а перед сном почитать книгу, которую я прихватила в гостиничном киоске.

Вообще неторопливо есть у меня всегда плохо получалось. Я привыкла поглощать пищу на бегу. Так что теперь мне приходилось буквально держать себя за руку, чтобы не подносить ее так часто ко рту.

В неторопливом

поглощении пищи, оказывается, уйма преимуществ. Например, я смогла, откровенно не пялясь, спокойно разглядеть присутствующих. В том числе и за столиком, где сидел мой новый знакомый Герман. А выделялся среди четверых мужчин вовсе не этот ослепительный блондин, а темноволосый мужчина лет сорока пяти с благородной сединой на висках и безукоризненной прической. В Германе было все слишком, а в седеющем брюнете — все в меру.

Он не склонял голову к своим собеседникам, как делал это Герман, а сидел, слегка откинувшись назад, и едва заметно кивал своим товарищам, если они спрашивали его о чем–то.

Впрочем, мне было абсолютно все равно, кто и как к кому относится в этом ресторане. Я была уверена, что дождусь своего куриного шницеля, съем его и никогда никого из них больше не увижу.

— Можно присесть за ваш столик?

Опять я увлеклась своими мыслями и не заметила, как кто–то подошел. Мужчина, но совсем не похожий на Германа ни статью, ни одеждой. Очень странный тип. Высокий, тощий, с полубезумным взглядом — он смотрел так, словно его лихорадило. И глаза его при этом бегали, как если бы он собирался сотворить нечто противное его натуре.

От него за версту пахло скандалом, потому я не согласилась:

— Рядом пустует столик, а я хотела бы поужинать в одиночестве.

Рядом и в самом деле был свободный столик, а я свое одиночество хотела бы разделить с кем угодно, только не с таким типом.

Он неохотно сел на свободное место, через стол от моего, но занял его, оказывается, вовсе не для того, чтобы составить кому–то компанию или, например, приставать с любезностями к такой женщине, как я.

На меня он больше и не взглянул ни разу, зато все свое внимание сосредоточил на столике, за которым сидели мой новый приятель Герман и его друзья во главе с седеющим брюнетом.

«Голубой, что ли?» — грешным делом подумала я. Вдруг этот субъект с лихорадочным взглядом встал и направился к мужской компании. По пути его сильно бросило в сторону, и я решила, что он сильно пьян.

Теперь и те, к кому он шел, обратили на него внимание. Седеющий брюнет — он до этого что–то назидательно втолковывал своим товарищам — сделал нетерпеливый жест в сторону идущего. Мол, уберите прочь этот хлам.

Из–за столика поднялся уже известный мне красавец блондин и резким ударом кулака отправил нетрезвого субъекта в нокаут. Тот упал и так гулко стукнулся об пол, будто у него раскололся череп.

Я

невольно содрогнулась.

Из ресторанной подсобки выскочили двое мужиков и волоком утащили упавшего из зала.

Это мимолетно разыгравшееся действо произвело на меня неприятное впечатление. Тот, кого ударили, и тот, кто ударил, находились явно в разных весовых категориях. К тому же блондин ударил человека, который вовсе не собирался на него нападать.

Но больше всего меня поразила реакция людей, сидевших в зале. Будто ничего не случилось. Так, упала со стола нечаянно задетая тарелка…

Умолкнувшие на время инцидента музыканты опять заиграли, а я подозвала официанта, рассчиталась и пошла к себе в номер. Там было холодно, но не так противно.

По пути из ресторана к входу в гостиницу в огромном холле я опять увидела мужчину, который пытался подойти к столику крутых парней.

Первую помощь ему уже оказали, и теперь он сидел в кресле перед стойкой портье. Его бледность из–за бинтов, охватывающих голову, казалась мертвенной.

Портье, перегнувшись через стойку, громким шепотом втолковывал ему:

— Ты куда полез, глупый? К самому Жоре–Быку! Тебе жить надоело? Знаешь ведь, он не терпит, когда ему докучают.

— Но он должен мне сказать, где Таня!

— Должен? — всплеснул руками портье. — Надо же такое придумать: Бык ему должен. У тебя, Ленька, совсем крышу сдувает.

Но пострадавший за неведомую Таню, кажется, отличался особым упрямством:

— Мне сказали, что последним ее в живых видел Герка–Вирус. Он Таню в машину усаживал. А без Быка Вирус шагу не ступит, это каждый знает…

— В живых? Так ты считаешь, что Таня умерла?

— Иначе она давно бы объявилась, написала…

— Написала. Жених выискался! Да она тебя и видеть не хотела.

— Ты не знаешь! — выкрикнул несчастный Ленька и неожиданно заплакал.

Отчего я решила, что он пьяница? Он и выпил–то немного. Скорее всего для храбрости. Я подошла к нему и спросила:

— Как вы себя чувствуете? Я ничем не могу вам помочь? Извините, что не пустила вас за свой столик. Я в ваш город только приехала и захотела только спокойно поужинать…

Он еще раз всхлипнул, а потом улыбнулся и сказал:

— Спасибо.

Теперь, при ближайшем рассмотрении, я поняла, что мужчина очень молод. Не больше двадцати лет и так невероятно худ — я не удивилась бы, узнав, что он еще и болен. В этом свете удар Германа выглядел особенно подлым.

— За что же спасибо?

— За сочувствие. А помочь вы мне не сможете. Он тяжело поднялся и медленно побрел к выходу. Портье сочувственно взглянул ему вслед и пояснил для меня:

— У него полгода назад любимая девушка пропала. Исчезла, как в воду канула. А до этого ее видели в компании с бандитами. Девочка–то была конфетка.