Наследство в глухой провинции
Шрифт:
— «От Москвы до Бреста нет такого места, где бы ни скитались мы в пыли!» — речитативом пропела я.
— Похоже, — кивнул он, — но я не нарочно. Так получилось.
Дух недоброжелательства в салоне машины сгустился до осязаемого, причем на первый взгляд причин для неприязни вовсе не было.
Глава семнадцатая
— А ведь вы меня не любите, — неожиданно для самой себя сказала я. — Вы невзлюбили меня с первого взгляда. Только не пойму, за что?
— Я вас невзлюбил? — изумился Шувалов. — Но с чего вы это взяли?
—
Чем дольше я говорила, тем больше заводилась. Теперь я была уверена в откровенной неприязни Шувалова, и отчего–то мне это было небезразлично. У меня в жизни еще не случалось такого, чтобы мужчина относился ко мне с явной неприязнью. Что он обо мне думает? Что я ему плохого сделала? Разве Федор женат? Или я замужем?
В общем, неожиданно для себя я заплакала. Зарыдала. И мне самой это казалось совершенно необъяснимым. Я рыдала так горько, что Шувалов, кажется, испугался.
— Лариса Сергеевна! Лариса! Лара! Возьмите себя в руки, нельзя же так!
— Вам можно, а мне нельзя?
— И мне нельзя, — грустно сказал он и, остановив машину, протянул мне носовой платок.
— Не надо, у меня есть, — всхлипнула я, но платок взяла.
— Подумать только, я старше вас на двенадцать лет. Это целое поколение. Я умею пользоваться компьютером и мог бы купить себе самый навороченный ноутбук, но по привычке пишу в блокноте шариковой ручкой. Военным уже давно разрешены разводы, но я живу с женой… В общем, с женщиной, которая… Бог снизошел к моей глупости, и не дал нам детей…
— Как вы можете так говорить? — возмутилась я, у меня даже слезы сразу высохли. — Ведь дети…
— Что — дети? — Он опять посуровел.
— Дети примиряют нас с жизнью.
— Ах вы, мой маленький философ, — усмехнулся он, притянул меня к себе и осторожно коснулся моих губ; без всякого намека на чувственность. И тоже, слегка передразнивая меня, проговорил в песенном ритме: — «Почему ты мне не встретилась, юная, нежная, в те года мои далекие…»
Это был как гипноз. Потом я объяснила для себя: наверное, всякий настоящий командир или руководитель хотя бы в малой степени им обладает. Потому что в тот момент на меня нашло умопомрачение. Скажи мне Шувалов: поехали со мной на край света, в тайгу, глухомань, где мы будем жить в охотничьей сторожке, — я бы пошла за ним, даже забыв предупредить родителей, подругу Олю, не вспоминая об оставленной фирме и вообще своем деле. Это просто не лезло ни в какие ворота, тем более что о предполагаемом браке с Михайловским я раздумывала до сих пор…
Хорошо, что Шувалов только на миг прикоснулся ко мне, а потом отодвинулся и уже больше не пытался приблизиться.
А я сидела, тщетно пытаясь унять мелкую дрожь, которая сотрясала каждую частичку моего тела. Я будто заглянула в бездну, из которой на меня потянуло дурманом, забвением, бесконечным полетом вниз, от чего, наверное, останавливается сердце.
Уеду срочно я из этих мест! Но Шувалов уже выпустил меня из своего магического круга. Освободил.
— Вы ведь тоже меня не очень жаловали, а, Лариса Сергеевна?
— Ну еще бы. Чуть ли не в день приезда узнать о вас… — Я запнулась.
— Ну и что гласит обо мне народная молва?
Даже слова он говорит одни и те же, что Александр Бойко. О нем гласила не молва, а внутренние органы. Имеется в виду не человеческие, а органы общества. Но я не стала уточнять.
— Вас числят консультантом по торговле женской одеждой, контролером качества принимаемого вами оружия, аналитиком — говорят, и операции бойковской банды вы тоже разрабатываете…
— Вот чем плохи маленькие населенные пункты: ничего не утаишь, — по–моему, даже развеселился он, хотя я ждала с его стороны праведного гнева. — И в самом деле, я огневик. И специалист по маркетингу. И аналитик. Только вот почему сразу — банда? Разве мы кого–нибудь грабим? Или убиваем… без нужды?
— Вот видите, вы сами знаете ответ на ваш вопрос. Потому что ваша фирма занимается нелегальным бизнесом, который к тому же всегда был прерогативой государства.
Теперь и мне стало грустно. И до слез жалко человека, от которого за версту веяло неординарностью, способностями, могущими содействовать процветанию любого общества. Ах да, он же обиделся! На армию, на государство, на весь свет, и живет теперь, как мышь в норе… Недаром говорят про таких: назло кондуктору возьму билет и не поеду!
По–хорошему мне следовало выйти из машины, добраться до Симки и мчаться прочь, потому что обилие впечатлений меньше чем за неделю перевалило за годовой ресурс.
Но я продолжала сидеть в машине Сергея и говорить обидные слова человеку, который против воли тянул меня к себе как магнит.
— Мне кажется, все эти ваши специальности не очень–то сочетаются.
— И тем не менее мой интерес к ним объясняется просто: первая специализация связана с моим военным прошлым, вторая — мирная профессия. Маркетингу я учился настолько же серьезно, насколько и военному делу, так что могу считать себя неплохим специалистом.
— Ваш шеф тяжело ранен. А если…
— Хотите сказать, если он умрет?.. Я стану владельцем трех магазинов «Бойко–маркета».
Еще один наследник. Только ли магазинов? И не он ли подставил шефа под пули? Теперь я занималась тем, что старалась думать о нем плохо и при моих скудных сведениях об этом человеке домысливать такое, после чего никакое обаяние господина Шувалова не могло бы сбить меня с толку.
Шувалов будто услышал что–то в моем молчании, потому усмехнулся и проговорил:
— Нет, я не подставлял Александра Игнатовича под пули.
— Но я… ничего такого и не говорила…
Почему я все–таки не выходила из его машины? Ведь он опять включил свой персональный излучатель гипноза, и я даже глаза прикрыла, чтобы не выдать ему желания опять почувствовать на своих губах его губы…
— Вы не умеете выглядеть бесстрастной, Лариса Сергеевна. Для женщины это хорошо, а вот для бизнесмена — не очень. Мы, как и опытные картежники, должны владеть своим лицом… А Александр Игнатович… Мы с ним были друзьями… и он сам так захотел.