Наследство в глухой провинции
Шрифт:
— Раз он борется с такими, как вы, значит, его романтика небесполезна!
Я повернулась и пошла прочь. Не оглядываясь. И даже не в ту сторону, потому что не хотела обходить его даже стороной. Нам вообще с Шуваловым не но пути, и все!
Может, он и хотел сказать еще что–то, но вслед кричать не стал. Не та выучка.
Боже, что это было? Я стала сбавлять шаг, потом пошла все медленнее и медленнее, еле переставляя ноги, словно на спину мне взвалили неподъемной тяжести мешок. Перешла на другую сторону улицы и пошла в другую сторону,
Было и вправду тяжело на душе, как будто только что я избежала самого большого в своей жизни искушения. Тогда так ли нужно мне торопиться с моим замужеством? Почему я почти не раздумывая ответила согласием человеку, которого почти не знаю? Как, впрочем, и он меня. Нет, мои дорогие, надо отползать с этой дороги назад, на обочину. Потихоньку. Очень деликатно. И там, сидя в кустах, еще раз все хорошенько обдумать.
— Лариса, Лара, подождите!
Я обернулась. Господи, опять этот «форд»! Опять этот Шувалов.
Он открыл дверцу и выскочил запыхавшийся, будто не ехал за мной на машине, а бежал.
— Лариса Сергеевна, вы действуете на меня гипнотически! В вашем присутствии я забываю о самых насущных делах и вообще будто перестаю принадлежать самому себе… Вы кричали на меня!
Он укоризненно взглянул на меня. Я смешалась.
— Древние были правы, говоря: Юпитер, ты сердишься, значит, ты не прав!.. И о чем вы забыли?
— Я вам не все бумаги отдал!
— Как, еще один магазин? — громко ужаснулась я.
— Нет, всего лишь квитанция на контейнер с вещами. Ведь без нее вы не сможете их получить.
— Спасибо, Сережа. Простите, если я вам нахамила. Сама не знаю, что со мной случилось!
От моих слов он как–то сник и пробормотал:
— Пожалуйста.
И сколько я шла по улице, столько и чувствовала на спине его взгляд.
Вечером Федор, как и обещал, пришел раньше — в половине девятого. По свидетельству дочери, даже очень рано. Так что за ужином мы собрались все трое.
— Друг твоей тетки умер, — сообщил он, за обе щеки уплетая борщ. Наверное, пообедать ему не пришлось. — Господи, разве можно сравнить это райское кушанье с тем, что готовят в нашей столовой!
— А зачем сравнивать? Просто ешь, да и все, — посоветовала Лера.
— Я так и думала, — сказала я.
Мы сказали это одновременно, но Федор сразу перестал есть и воззрился на меня. Лера, которая было испугалась — чего она такого сказала? — украдкой облегченно вздохнула.
— В каком смысле — так и думала? Ты же его раненого не видела?
— Значит, мне так показалось. С твоих слов.
Я как раз уже открывала рот, чтобы сказать о своем посещении больницы, но после его свирепого взгляда решила повременить. Он–то просил, вернее, требовал, никуда из дома не выходить. Но я не хотела оправдываться в том, в чем вовсе не считала себя виноватой… Неужели он собирается проявлять свой деспотизм в семейной жизни? Я, конечно, согласна изредка
Отчего–то подумалось, что к перечисленным Валерией недостаткам отца стоит причислить и вот этот — безапелляционность. Авторитарность. А еще точнее, отсутствие гибкости, без которой в семейных отношениях не проживешь. Если, конечно, жена не просто безгласное, послушное существо… Вряд ли я когда–нибудь смогу такой стать.
— У меня создалось впечатление, что ты сегодня меня ослушалась, — сказал он тоном герцога Синяя Борода.
Мы с Лерой украдкой переглянулись. Дело в том, что, вернувшись в квартиру Михайловских, я все еще была под таким сильным впечатлением от прощания с Бойко и последующего разговора с Шуваловым, что рассказала все Валерии — она как раз пришла из школы.
Вообще–то был всего первый час дня, а она уже отзанималась — не иначе опять сорвалась с какого–нибудь урока. Мы с ней посовещались, говорить об этом Федору или нет, и решили, что я посмотрю по обстановке.
Я подумала, что в такой ситуации лучшая защита — нападение, и потому огрызнулась:
— Между прочим, я была всего лишь в квартире, а вовсе не в клетке, которую ты по ошибке забыл закрыть.
— Объясни ты папе, а то он меня никогда не слушает, что в семье нельзя насаждать воинскую дисциплину, — вмешалась в разговор и Лера.
С чего я решила, что Федор свою дочь совсем затюкал? Вот она подрастет и покажет папочке где раки зимуют.
— Разговорчики в строю! — прикрикнул на нас Федор. — Разве вы уже поели? После ужина каждая по отдельности доложит, как прошел день.
Мы опять заработали ложками, думая о своем. Посуду на кухню понесли мы с Лерой, и она сказала:
— То, что папка бурчит, — это все мелочи. Но в глазах — ты не заметила — что–то такое искрит.
— Может, он просто за нас волнуется, потому и свирепеет?
— Фи, настоящую свирепость ты еще не видела.
— Лера, ты меня пугаешь!
Сообразительная девочка, конечно, не думала, будто меня этим можно испугать, но не догадывалась, что перспектива стать женой Федора все меньше меня привлекала.
— Я боюсь, не случилось ли чего непредвиденного, — задумчиво сказала она, — а то наша поездка на Синь–озеро накроется. Я ведь тоже на нем ни разу не была.
— Что же может случиться?
— Ничего особенного, кроме того, что он опять пойдет на работу.
— А что, обычно он и по субботам работает? — удивилась я.
Для нас с Олькой выходные были святы.
— Бывает, и по субботам. И по воскресеньям, — «обрадовала» меня Лера.
Да, кажется, синий взгляд майора Михайловского стоит дорого. Для его будущей жены. То–то Олька посмеется!
Федор сидел на диване и смотрел «Время». Валерия прошмыгнула к себе в комнату — до чего тактичная девчонка! — а я присела рядом с ним. Он молча обнял меня за плечи и, нажав на пульт, выключил телевизор. Пояснил: