Насмешка

Цыпленкова Юлия

— Уходите?

— Да, тут наши дороги расходятся, — ответил ласс Дальвейг. — Святые не оставят тебя своей милостью, Валдар.

— И вас, благородные господа. Пусть они всегда будут добры к вам, — склонил голову купец.

— Примите и нашу благодарность, благородные лассы, — подошел к ним старший ратник. — Для нас было честью сражаться рядом с вами. Ежели судьба вновь сведет нас, знайте, наши мечи всегда поднимутся за вас.

Ригнард похлопал воина по плечу, а Гаэрд склонил голову, отдавая должное отваге ратников. Они ответили тем же.

— Пусть Святые не оставят своей милостью и вас, благородная

лаисса, — улыбнулся Хёрт. — Столь терпеливую и стойкую женщину редко встретишь.

— Коли приходит нужда, капризам места не остается, — ответила Лиаль. — Пусть удача сопутствует тебе, любезный мастер Хёрт.

— Благодарю, — поклонился купец, и троица путников вновь забралась в седла.

Вскоре Ярмарочная площадь осталась позади. Молодые лассы еще на подъезде к Брилу решили остановиться здесь, чтобы передохнуть перед последним переходом, когда на отдых почти не будет времени. Чем ближе был желанный итог их путешествия, тем отчаянней хотелось добраться до государя и закончить их дело, чтобы уже одной напастью стало меньше.

Трое всадников направили коней в квартал, где стояли гостевые и постоялые дворы попроще, чтобы избежать возможных встреч со знакомыми дворянами, которые вполне могли оказаться на празднествах. Предусмотрительность привела троицу на улицу Виноградарей, где не имелось ни одной хмельной лавки или трактира, зато стояли уютные дома в два этажа, окруженные кованными невысокими оградками, за которыми прятались маленькие садики, где стояли сейчас голые заснеженные деревья.

Гостевой двор «У папаши Рёнва» встретил путников благостной тишиной и ароматом готовящихся яств. Над дверями звякнул колокольчик, извещая хозяев, что прибыли постояльцы, и навстречу благородным господам вышел благообразный румяный мужчина в темно-синем жилете, надетом поверх белоснежной рубахи, таких же синих портах и башмаках с серебряными пряжками. Весь его облик говорил, что папаша Рёнв почтенный человек, знающий себе цену, и что дела его идут хорошо.

Мужчина оценил опытным взглядом постояльцев и важно склонил голову.

— Милости Святых, — произнес он глубоким баском. — Папаша Рёнв всегда рад новым гостям под своей скромной крышей.

— Милости Святых, — ответил за всех Гаэрд. — Мы желали бы снять у вас одну комнату, с тремя кроватями. Наличие купели желательно.

— У меня есть покои, — с намеком произнес мастер Рёнв. — Они сейчас пустуют. Две опочивальни, две умывальни и гостевая комната.

— Замечательно, почтенный Рёнв, — слегка улыбнулся Дальвейг. — Святые не забудут твоей обходительности.

Мужчина стал еще более румян от удовольствия. Он сложил руки на пухлом животе и склонился, но тут же распрямил спину, и на лице его появилось печальное выражение.

— Но стоят покои две серебрушки за ночь, — вздохнув, сказал он. — Трапеза оплачивается отдельно.

— Надеюсь, нас удовлетворит твоя забота о постояльцах, и нам не придется сожалеть о той плате, которую ты требуешь, — строго ответил Гаэрд.

— О, добрый господин, — воскликнул папаша Рёнв, расплываясь в счастливой улыбке, — вы останетесь довольны! Уверяю вас.

— Веди, — кивнул ласс Дальвейг.

— Деньги вперед, — потер руки хозяин гостевого двора.

— Сначала покажи покои, — грубовато потребовал Ригнард, подходя к деревянной лестнице.

Папаша

Рёнв вздохнул, с укоризной глядя на нетерпеливого ласса, снял с гвоздя увесистую связку ключей и последовал за Магинбьорном. Лиаль пристроилась сзади, оставляя Гаэрда следовать за ней, чем тот и воспользовался, незаметно положив лаиссе обе ладони на талию. Она обернулась, даря мужчине быстрый игривый взгляд. Гаэрд чуть сильней сжал ладони, коротко прижимая девушку к своей груди, и отпустил, невозмутимо глядя в спину почтенному Рёнву.

Покои оказались достойны запрошенной платы. Здесь царили уют и чистота. Камин еще не был растоплен, но хозяин собственноручно поспешил зажечь огонь. После показал умывальню, где стояла медная купель, в которой можно было расположиться лежа, что несказанно обрадовало Лиаль, уже не один день мечтавшей полежать в горячей воде. Так же имелось душистое мыло и мягкое полотно для вытирания.

В обеих опочивальнях стояли широкие кровати с мягкими перинами и толстыми одеялами, а в гостевой комнате имелись даже полки с книгами, правда, затертыми и кое-где не хватало страниц, но общему впечатлению это не мешало. Так же здесь стоял стол с писчими принадлежностями, что, при необходимости, упрощало желание постояльца написать послание, потому что не тратилось время на вызов прислуги, чтобы потребовать чернила и бумагу. И что было самым неожиданным, в гостевой комнате лежала лютня.

При виде ее Лиаль невольно поморщилась и отвернулась, прикрывая рот рукой, чтобы удержать всхлип. Ей вдруг живо вспомнился Лиот, отдавший за нее жизнь, как и обещал много раз это сделать в своих песнях. Жалость сдавила сердце благородной лаиссы, и она поспешила покинуть гостевую комнату.

— Довольны ли господа? — спросил с поклоном папаша Рёнв.

— Вполне, — кивнул Гаэрд, вручая ему две серебряные монеты. — Теперь горячей воды и сытной трапезы, тогда господа будут окончательно счастливы.

— Непременно, — радостно улыбнулся хозяин двора и оставил постояльцев одних.

— Еще бы чистой одежды, — тяжко вздохнула Лиаль, вновь появляясь в дверях.

— Исподнее мы можем приобрести, — ответил Ригнард.

Идея пришлась благородной лаиссе по душе, и она горячо закивала. Ригн усмехнулся и покинул комнату, но тут же вернулся и погрозил пальцем Гаэрду и Лиаль.

— Я оставляю вас наедине лишь по той причине, что не хочу, чтобы Лиа тут сидела одна. Как не могу отправить постороннего мужчину за исподним бельем для моей сестры. — Строго объявил он и снова погрозил. — Смотрите мне!

— Братец, ежели ты настолько щепетилен, то я могу пойти с тобой… хоть и валюсь с ног, — тяжко вздохнув, ответила Лиаль.

— Лиса, — фыркнул Ринг и окончательно исчез.

Гаэрд и Лиа дождались, когда шаги сурового брата стихнут, и мужчина распахнул объятья.

— Как же я тосковала, — прошептала лаисса, прижимаясь к его груди.

— Как я тосковал, — ответил Дальвейг и тихо выругался, потому что в коридоре вновь зазвучали шаги.

Дверь открылась, впуская прислугу с ведрами. Мужчина и девушка разошлись в разные стороны. Лиаль присела на кушетку, а Гаэрд взял в руки лютню и пробежался пальцами по струнам. Недовольно поморщившись, он отошел к окну, где присел на подоконник и занялся подтягиванием струн, проверяя их звучание.