Настанет день
Шрифт:
Она оторвала подбородок от груди.
Он кивнул:
— Эти люди в соломенных шляпах. Вышлют.
Изо рта Арабеллы потоком хлынули итальянские слова: девушка тараторила так быстро, что даже тете, судя по всему, почти не удавалось ее понять. Она повернулась к Дэнни:
— Говорит, они так делать не могут. Он имеет работу.
— Он нелегал, — возразил Дэнни.
— Чепуха, — заявила она. — Здесь половина округи нелегальные. Они вышлют всех?
Дэнни покачал головой:
— Только тех, кто им мешает. Скажите ей.
Миссис ди Масси взяла Арабеллу за подбородок:
— Dammi quel che tieni sotto il cappotto, o tuo marito passer`a’ il prossimo Natale a Palermo . [59]
—
Миссис ди Масси заговорила быстро, как сама Арабелла:
— Questi Americani ci trattano come cani. Non ti permetter`odi umiliarmi dinanzi ad uno di loro. Apri il cappotto, o te lo strappo di dosso! [60]
59
Отдай-ка мне, что ты там прячешь под пальто, а то твой муж будет встречать Рождество в Палермо ( ит.).
60
Эти американцы относятся к нам, как к собакам. Не позорь меня перед одним из них. Расстегни пальто, а то я его разорву на кусочки! ( ит.)
Что бы она ни сказала (Дэнни разобрал только «американские собаки» и «не позорь меня»), это подействовало. Арабелла расстегнула пальто и вынула из-под него белый бумажный пакет. Передала его миссис ди Масси, а та передала пакет Дэнни.
Дэнни заглянул внутрь и увидел пачку бумаги. Вытащил верхний лист:
Пока вы отдыхаете и молитесь, мы работаем. Мы делаем дело.
Это начало, а не конец. Конца не будет.
Ваш глупый бог и ваша глупая кровь растворятся в море.
За ними последует ваш глупый мир.
Дэнни показал записку Стиву и спросил у миссис ди Масси:
— Когда она собиралась это распространять?
Миссис ди Масси заговорила с племянницей. Арабелла прошептала всего одно слово, и старуха повернулась к Дэнни:
— На закате.
Он повернулся к Стиву:
— В скольких церквах тут служат вечерню?
— В Норт-Энде? Здесь таких две. Может, три. А что?
Дэнни указал на листовку:
— «Пока вы отдыхаете и молитесь». Ясно?
Стив покачал головой:
— Нет.
— Отдыхают в конце недели, — пояснил Дэнни. — А где молятся? В церкви. А потом кровь растворяется в море. Значит, какой-то храм у берега.
Стив подошел к телефону.
— Я вызову. Как ты думаешь, где это?
— Подходят две церкви. Святой Терезы и Святого Фомы.
— В Святом Фоме не бывает вечерней службы.
Дэнни направился к выходу:
— Ты меня догонишь?
Стив улыбнулся:
— Конечно. Вместе с тросточкой. — Он махнул Дэнни: — Ступай, ступай. И вот что, Дэн…
Дэнни помедлил в дверях:
— Что?
— Стреляй первым, — посоветовал Стив. — И стреляй почаще.
Церковь Святой Терезы — на углу Флит-стрит и Атлантик-авеню, напротив пристани Льюиса, — один из старейших храмов Норт-Энда, маленький, уже ветхий. Дэнни сбавил шаг, перевел дух; рубашка насквозь пропотела. Выхватил из кармана часы: пять сорок восемь. Служба
Тут Дэнни услышал вдалеке сирену: патрульная машина отъезжает от здания 1-го участка, а за ней наверняка и другие.
Перекресток тихий, пустой, перед церковью — несколько драндулетов, недалеко ушедших в своей эволюции от телеги, хотя парочку из них, видимо, с гордостью обихаживают, поддерживают в должном порядке. Дэнни оглядел крыши домов на другой стороне улицы: почему именно церковь? Даже для анархистов это политическое самоубийство, особенно здесь, в Норт-Энде. Потом он вспомнил: вечерние службы в окрестных церквах проводились лишь для рабочих, которые во время войны считались столь ценными специалистами, что им не давали выходных. А все «ценные специалисты» связаны, прямо или косвенно, с военным делом, с вооружением, сталью, резиной, техническим спиртом. Значит, церковь — не храм, а военный объект. Мишень.
Внутри десятки голосов запели гимн. Выбора нет: надо выводить людей. Неизвестно, почему бомба еще не сработала. Может, он пришел неделей раньше. Может, у бомбиста трудности с подрывом, у анархистов бывает. Есть масса причин, почему пока не грохнуло, и ни одна из этих причин гроша ломаного не стоит, если он даст прихожанам погибнуть. Выведи их в безопасное место, а потом уж озадачивайся вопросами или красней со стыда, опасайся, что в тебя швырнут тухлым яйцом. А пока вытащи их, на хрен.
Он начал переходить улицу и тут заметил: одна из старых машин припаркована во втором ряду. С чего бы это? По обеим сторонам улицы полно места. Места нет лишь напротив входа в церковь. И именно там эту таратайку и приткнули. Старый «рамблер-63»-купе, одиннадцатого или двенадцатого года. Дэнни замер посреди улицы, застыл, спину залило потом. Он выдохнул и бросился к машине. Приблизившись, он увидел, что водитель в надвинутой на лоб темной шляпе скрючился за рулем. Сирена выла все громче, к ней подключились другие. Водитель выпрямился. Левая рука на руле. Правой не видно.
В церкви допели гимн. Водитель поднял голову.
Федерико. В волосах уже нет седины, усы сбриты, черты лица заостренные, хищные.
Он увидел Дэнни, но не узнал, взгляд выразил лишь любопытство: смотри-ка, большевик с косматой бородищей переходит улицу в Норт-Энде.
Двери церкви открылись.
Ближайшая сирена, похоже, в квартале отсюда. Из лавки за четыре дома от церкви выходит мальчик, на голове твидовая кепка, что-то держит под мышкой.
Дэнни сунул руку в пальто. Федерико встретился с ним глазами. Дэнни выхватил пистолет; Федерико нашаривал что-то на сиденье. На ступеньки вышли первые прихожане. Дэнни крикнул:
— Идите обратно!
Похоже, никто не понял, что он обращается к ним. Дэнни шагнул влево, резко поднял руку и выстрелил в ветровое стекло Федерико.
С крыльца церкви послышались крики.
Дэнни выстрелил еще, стекло разбилось.
— Назад, внутрь!
Над ухом просвистело что-то горячее: мальчик в кепке пальнул в него из пистолета. Федерико распахнул дверцу, поднял динамитную шашку с искрящимся фитилем. Дэнни обхватил локоть ладонью и выстрелил Федерико в левое колено. Тот вскрикнул и откинулся назад, уронив динамит на сиденье.