Наставник
Шрифт:
Её передернуло.
– Физическая близость не обязательна, когда есть общность тонкого тела. Он назвал это синхронизацией. Проще всего достигнуть её через боль.
Миара подняла руку. Бледные пальцы, полупрозрачные ногти.
– В последний раз я едва не умерла. И отец запретил ему продолжать.
– Добрый он у тебя был, я смотрю.
– Не хуже прочих. И не лучше.
Молчание.
Что тут скажешь? Миха никогда не умел утешать. Он всегда отличался редкостной толстокожестью. Ленка говорила. И обижалась.
– Ты меня не жалеешь? – глаза магички блеснули в темноте.
– Извини.
– Это хорошо. Жалость, она делает слабой. А я сильная. Сильная, - Миара повторила это и стиснула кулачки.
– Сильная, сильная. Дурная только, но это ничего. Исправим.
Ответом была слабая улыбка.
– Так что… ты про Ицу ведь говорила? – спать все равно не выйдет. Копаться в чужом малоприятном прошлом Миха желания не имел, так почему бы не прояснить пару моментов.
– Да.
– Она что-то сделала?
Вот почему, когда надо, каждое слово вытягивать приходится.
– Сделала. Кажется. Правда, может, и не специально, - Миара коснулась пальцами щеки. – Когда связывала наши тонкие тела или души, или что там еще. Так вот, она связала их очень крепко.
– И если я умру, то и ты тоже?
– Именно. Но дело не в этом. Восприятие. Твое. Ты сказал, что видишь во мне сестру. И вероятно, дело в связи… доказано, что близкие родственники имеют связь в тонком мире.
– Ага.
Осталось понять, хорошо это или плохо. Родственниками Миха обзаводиться не планировал.
– Но если так, то… видишь ли, эту связь и пытался создать Алеф. Точнее у него была, но почему-то слабая очень. Это его раздражало. Главное, что если она есть… - Миара замолчала и встала. – Иди. Ложись.
– Я посижу лучше.
– Успокойся. Ты мне тоже не особо интересен, но надо проверить.
– Что?
– Если эта связь на самом деле существует, тогда проблема решена. Я поделюсь с тобой силой. Просто поделюсь. И…
Она добавила очень тихо.
– Это не причинит боли. Никому.
Миара устроилась в изголовье. Она села, вытянув тонкие ноги, и в темноте они казались до отвращения бледными. А еще их покрывал тонкий узор шрамов.
Тянуло спросить, откуда они взялись, но Миха не стал.
– Что делать?
– Ничего. Просто лежи. Можешь попробовать заснуть.
Теплые пальцы коснулись волос. Осторожно так.
– Они у тебя очень жесткие, - задумчиво произнесла Миара. – Куда более жесткие, чем у обычного человека. Наверное, это что-то значит.
– Наверное.
– Спи. Тебе снятся сны? Не кошмары?
– Иногда.
– Тогда представь, что ты хотел бы увидеть.
Знать бы самому. Наверное, дом. Тот, который в другом мире. Хоть бы краем глаза заглянуть,
И братьям.
Обнять бы их. Пусть и во сне. Получить бы затрещину, которая когда-то дико злила. А теперь Миха полжизни отдал бы, чтобы увернуться и бросить:
– Харэ…
Он вдруг понял, что почти видит.
Квартиру родительскую.
Кухня на девять квадратов. Плитка, которую отец клал, и в одном месте накосячил. Стол дубовый. Старая скатерть с вышивкой. Запах хлеба. Мама у плиты. Кастрюля её, красная, в белый горох. И ощущение дома, спокойствия.
Это ощущение окутывало Миху.
И дышать становилось легче. Он видел и маму, такую родную, почти не изменившуюся. Она варила варенье и собирала пенки. Отец сидел у окна. Читал.
– Мама, - Миха хотел было позвать её. И позвал. А она услышала. – Со мной все хорошо, мама. Не надо больше плакать. Я сам дурак. И вернуться не выйдет. Но со мной все хорошо. И будет хорошо. Ты только не плачь больше. Ладно?
Она обернулась.
И шагнула к нему. И столько радости, столько надежды было на лице её, что Миха вновь подумал: каким же он был придурком. Но ничего не сказал. Обнял маму. Пусть и во сне. А она поцеловала его в лоб и сказала:
– Благословляю.
И он распахнул крылья.
Крылья?
Какие, нахрен, крылья?
Обыкновенные. Это ведь сон. Почему во сне не может быть крыльев? И его подхватило, понесло, куда-то прочь. Миха не хотел, но и не сумел сопротивляться. А потом стало безразлично.
Было просто хорошо.
И под крыльями его пролегали пески. Желтые и красные, словно диковинный ковер. Он видел их. А еще видел тонкие цепи караванов, бредущих по пустыне. Белый город, почти пожранный ею. Видел скалы, алые, как пролитая кровь.
И существ, в них обитавших.
Видел, как кружится по поляне шаман, потрясая костями. И грохотал бубен его, сзывая духов. И там, среди них, Миха чувствовал себя… дома?
Снова?
Только это был не его дом.
Шаман остановился, уставившись на Миху. Его лицо, покрытое шрамами и морщинами, походило больше на львиную морду. И торчавшая во все стороны шерсть, очень жесткая, лишь усугубляла сходство.
Костер пылал ярко. И свет его мешал разглядеть существо, что вышло к огню с другой стороны. Зверь? Похоже на то. Зверь этот был огромен и космат. Черная грива стекала с шеи его, продолжаясь по спине узкой полоской. Бока и массивные лапы были исполосованы шрамами, и те казались диковинным узором.
Львиная морда, только… только не бывает таких львов. Миха видел.
Миха был в зоопарке.
Миха знает.
Но зверь стоял. И Миха тоже. Он смотрел в желтые глаза существа… пещерный, что ли? Миха читал, что те были огромными. Наверное, как вот нынешний.