Наставник
Шрифт:
– И ты не считаешь, что я поступил с тобой жестоко и несправедливо? – какой провокационный вопрос!
И правда, что я считаю? Слишком устала, чтобы что-то считать. Но Рик ждет. Допрос продолжается.
– Вы поступили со мной так, как посчитали правильным, сэр…
Не знаю, что сказать. Обтекаемые формулировки сами просятся на язык.
– Хватит юлить! – вдруг рявкает Рик. Злится на полном серьезе. Кивает на ринг. – Тебе показалось мало? Добавить?
От угрозы повторения экзекуции перехватывает дыхание. Нет! Не добавить! Сердце стучит в висках. Из глаз
– Я не знаю, сэр, – голос ползет вверх, срываясь на умоляющую интонацию. Шкурка банана падает на пол, а ладони сами складываются в просительном жесте. Будто молю его сжалиться. – Если так было надо, значит надо. Не мое дело оценивать ваши решения, сэр.
Люминесцентный свет обжигает уставшие глаза, но смотрю на Рика не отрываясь. Хочется не пропустить ни тени эмоций, которые он и так редко показывает. На лице опять непроницаемая маска. Не поймешь, принял он ответ или снова будет истязать.
– Золотые слова! – вдруг произносит с улыбкой. – Не твоего ума дело, почему я выбираю то или иное воздействие. Тебе нужно помнить только то, что это пойдет тебе на пользу. Согласна?
На этот раз, кажется, буря миновала. Но прозвучал вопрос. Согласна ли я? Зачем он снова спрашивает? Я же уже все сказала! Утверждает власть? Или мою подчиненную позицию? Или просто тешит эго?
– Согласна, сэр, – нервно сглатываю. – Это всего лишь воздействия. Для твердости характера.
Рик довольно улыбается. Это определенно стало происходить чаще. Кажется, это хороший знак?
– Именно, Макс! – хлопает в ладоши и показывает на кожуру. – Давай это сюда и отправляйся спать. Ты же не забыла, что готовишь завтрак?
– Нет, сэр, – не без труда поднимаюсь, передаю шкурку банана и на автомате добавляю: – Спокойной ночи, сэр.
Впервые мне удалось застать его врасплох. Рик кажется удивленным! Не ожидал? Это же элементарные правила приличия… Но его лицо быстро обретает обычное отстраненное выражение.
– Спи сладко, Макс, – в голосе слышу теплоту и… как будто заботу.
На мгновение забываю даже про усталость. Нет, наверное, показалось. Мозг принял желаемое за действительное.
Рик уходит, а я направляюсь к себе. Едва передвигаю ноги, словно в чугунных сапогах. Наваливается слабость. Вспоминаю, как вчера Рик нес меня на руках. Потому что сама идти не могла. Нет уж, лучше доковылять без его помощи.
Матрас совсем близко. На нем пижама. Милое напоминание о тех временах, когда казалось, что впереди меня ждет безоблачное будущее и море возможностей. Я купила ее сразу после выпуска из колледжа. Потом белая ткань посерела, цветочки поблекли, точно как и у меня в жизни – все оказалось не таким радужным и ярким. Меня с дипломом секретарши не брали на работу даже по специальности. О том, чтобы устроиться в престижное место, не было и речи. Пришлось выбирать из доступных вариантов – вакансии операторов колл-центра, ресепшионистов, курьеров… Чем дальше, тем сильнее блекла пижама, а жизнь становилась все более унылой. За пять лет перебора низкооплачиваемых работ я скатилась до звонилки по привлечению клиентов, кем и проработала почти год до увольнения.
Решительно
Стоит только лечь – глаза закрываются мгновенно. Забытье наконец-то обволакивает, словно мягким покрывалом, качает на волнах… Но отдых вдруг бесцеремонно прерывает раздражающий будильник. Не может быть, чтобы ночь пролетела так быстро! Бросаю взгляд на маленький дисплей – все честно. 7:30. Пора вставать и готовить завтрак, чтобы не напроситься на новое наказание.
14. День четвертый
Отправляя Макс спать, испытываю легкую тоску. Не хочется с ней расставаться, но и сам понимаю, что с нее на сегодня определенно достаточно. После порки ее эмоции стали еще сочнее, живее, ярче. Впитывать их – чистейший кайф. И самое приятное, одним лишь взглядом я могу ввергнуть ее в панику или окрылить радостью. Она действительно как пластилин, лепи что угодно. Такая власть кружит голову. Будоражит. Возбуждает. От вседозволенности перехватывает дыхание. Я ведь могу начисто изжить в ней личность и превратить в робота по исполнению прихотей хозяина. А могу напротив, сделать ее сильнее, тверже, поставить на ноги и отправить в свободное плавание. У нее огромный потенциал, она справится.
Ощущаю себя в какой-то мере богом, и в жилах вскипает кровь. Так чего же я хочу? Ее никто не ищет. Сама она принимает мою жестокость за заботу, так что можно идти еще дальше. Прибавить боли, усилить моральный прессинг и однажды таки сломать. Макс так и останется здесь на цепи, готовая на что угодно ради меня… или ради избавления от мучений?
Или все же поступить честно? Перед сном она вдруг пожелала спокойной ночи. Следовало наказать ее, но эти простые слова огорошили нежностью, с которой были сказаны. Макс говорила искренне. Сложно противостоять ее обескураживающей преданности. За всю историю пресловутого объявления она первая и единственная, кто мне по-настоящему благодарен.
Становится тошно. Она же доверяет мне. Верит в меня. Наблюдаю за ней по камерам, не в силах оторваться, хотя ничего интересного не происходит. Заторможенными движениями переодевается в пижаму и забирается под плед. Трогательно сворачивается калачиком. Беззащитная и хрупкая. Засыпает мгновенно. На славу потрудилась. Нет, это я ее на славу укатал. От воспоминаний о прогулке, вечере и порке накатывает яростное возбуждение. Нужна разрядка. В одно движение вытягиваю ремень и срываю рубашку. Иду в душ.
***
Утром выхожу на кухню к уже готовому завтраку. Макс встречает меня слабой улыбкой и молча ждет, пока я сяду за стойку, затем заливает овсянку кипятком. Удивительно легко оказалось ее выдрессировать. Хотя в этом больше ее заслуги. Она сама этого хочет.
Сегодня суббота. По выходным меня вызывают только в экстренных случаях, но для Макс я снова отправлюсь по делам. После завтрака и сигареты за молчаливым чаепитием привычно защелкиваю манжету цепи у нее на лодыжке.