Настоящая фантастика – 2015 (сборник)

Зонис Юлия

Залёгший в овражке Клаус в ответ хихикает. Я перевожу сказанное Вилли, у него трясётся от хохота пузо.

– Гарантируем вам смерть, – кричу я. – Хотите сдавайтесь, хотите деритесь, всё равно сдохнете!

– Шайзе, – добавляет Вилли. – Жопы. Руссиш арш. Дерьмо. Дрек.

Капитан молчит. Хладнокровная сволочь, умелая. Сейчас он просчитает варианты и начнётся атака, другого выхода у четверых десантников нет.

Они бросаются в атаку, предварительно швырнув в нашу сторону по паре гранат. Я даю по набегающим фигурам очередь, слева рявкает «вальтер» Пузатого Вилли. Из овражка стрельбы не слыхать – видимо,

одна из гранат достала-таки Рыжего Клауса.

Через минуту всё кончено. Я поднимаюсь на ноги, осматриваюсь. Вилли убит, брылястая одутловатая рожа превратилась в кровавое месиво. На склоне овражка корчится с распоротым животом Клаус. Смотрит на меня умоляюще.

– До встречи, Клаус, – говорю я и стреляю ему в висок.

Капитан ещё жив. Он лежит на боку, неловко пытаясь перетянуть бинтом развороченное пулями бедро. Я приседаю рядом на корточки.

– Кто? Вы? Такие? – с трудом выдавливает из себя слова капитан.

Я не отвечаю. Отбираю у него аптечку, вкалываю обезболивающее и как умею накладываю повязку. Ненависти к нему у меня нет. По правде сказать, капитан гораздо больше мне симпатичен, чем временно отравившиеся на тот свет напарники.

– Я спросил, кто вы такие, – упрямо повторяет, кривясь от боли, капитан.

– Какая тебе разница, – говорю я бесстрастно. – Можешь считать, что солдаты Третьего рейха. Меня зовут Георг. Обершутце 102-й пехотной дивизии вермахта Георг Штилике. Ещё вопросы?

Капитан сплёвывает кровью.

– Вот оно что, – устало бормочет он. – Кто бы мог подумать. Умники в штабе какие только догадки не строили, а тут такое… Наследнички фюрера, а?

– Да пошёл ты, – в сердцах отвечаю я. – Вонючка он, твой фюрер.

– Мой? – удивлённо заламывает бровь капитан. – Хотя знаешь, ты прав. Мой тоже вонючка.

Я достаю из капитанского вещмешка банку тушёнки, вслед за ней завёрнутый в целлофан хлеб.

– Отцепи у меня с пояса флягу, – просит он. – Там водка. Пьёшь водку, обершутце, или как там тебя?

Мы прикладываемся к фляге по очереди. Я смакую во рту давно забытый напиток. Водка мне кажется сладкой. Рассказываю капитану, как обстоят дела. Он слушает молча, насупившись, не перебивая.

– Сволочь ты, Штилике, – говорит он, когда я заканчиваю.

– Сволочь, – признаю я. – А ты? Что бы ты делал на моём месте?

Капитан прикрывает глаза.

– Не знаю, – досадливо говорит он. – Но человечину бы не жрал. И девчонок бы не насиловал. И друзей бы в очко не трахал.

– Врёшь, свинья, – подаюсь я к нему. – Ещё как жрал бы и трахал. Ты визжал бы от ужаса, случись тебе пройти через то, что мне.

Капитан вскидывается.

– Я не визжал бы, – цедит он. – Но вам больше ничего не обломится. Понял, ублюдок? Если я не вернусь…

– Не вернёшься, – прерываю я. – Без всяких «если». Отсюда не возвращаются.

– Пусть так. Но людей вам больше здесь не видать. Вокруг объекта поставят оцепление, мышь не проскочит. За вас возьмутся всерьёз, фриц. Недолго вам осталось.

Я пожимаю плечами.

– Ошибаешься. За нас уже брались. Однажды целую роту угробили, в другой раз – взвода два положили. Ничего нам не сделается, русский, тем более в вашем-то бардаке. Ну, пропадают людишки, так они везде пропадают. Даже оцепления никакого не будет – кому нужно держать здесь солдат, охранять неизвестно что невесть от кого. Постоят

месяц-другой, комарью на радость. Лето закончится, свернут манатки и уберутся откуда пришли. Дороги сюда прокладывать и технику подгонять себе дороже. Что, не так?

Капитан скрипит зубами то ли от злости, то ли от бессилия, не поймёшь. Он знает, что я прав.

– Будь проклят тот метеорит, – шепчет он.

– Метеорит? – переспрашиваю я. – Так это был не снаряд? Впрочем, какая разница.

К условному вечеру капитан впадает в беспамятство, к утру приходит в себя и вновь теряет сознание. Мне он больше не нужен. Мне теперь предстоит прожить два с лишним месяца в одиночестве, и переводить жратву на заведомого покойника неразумно. На исходе второго дня я стреляю капитану в затылок.

От трупов начинает пованивать. Я стаскиваю тела к северной окраине, но смрад доносится и оттуда. Неделю провожу в трудах – стволом «шмайссера» копаю братскую могилу. К тому времени как она готова, смрад становится уже нестерпимым. Безостановочно блюю, пока сваливаю в неё останки. Хорошо, жрать их не придётся – мне одному пищи до конца срока хватит, делить её на троих нужды больше нет.

В вещмешке одного из убитых – потрёпанная книжка с картинками. Говорить по-русски я выучился неплохо, но читаю лишь по складам, с трудом распознавая слова. Тем не менее книжка поначалу скрашивает одиночество. Речь в ней идёт о маньяках, насилующих и расчленяющих свои жертвы. Чикатило, Головкин, Оноприенко, Кулик… Я дочитываю до середины, затем рву эту книжку, подтираюсь ею, жгу страницы одну за другой. Я не такой. Я знаю, что не такой. Да, я убивал. На войне, потом здесь. Насиловал. Расчленял. Поедал человеческое мясо. Но меня к этому вынудили, у меня не было другого выхода. Возьмите любого, поместите его в замкнутое пространство в компании двух психопатов, маньяков и убийц. И заставьте жить.

– Что?! – кричу я вслух мёртвому, зарытому в братскую могилу капитану. – Что, сука, моралист хренов, ублюдок, совестливая мразь? Не стал бы, говоришь? Не стал бы жрать и насиловать? Ещё как стал бы, гнида, свинья…

Мне невмоготу. Меня крутит, корёжит, выворачивает наизнанку. Я проклинаю злосчастный метеорит, сдохшего фюрера, сдохшего капитана, сдохшего раньше времени Клауса. За две недели до срока я не выдерживаю. Я больше не могу быть один, мне необходимы рядом такие же, как и я. Вскидываю «вальтер» Пузатого Вилли ко рту. Закусываю ствол. Стреляю себе в нёбо.

Цикл 285

Прихожу в чувство, как всегда, последним. В землянке воняет потом и нечистотами. Это от них осталось, от этих сволочей, от гадов этих, нерях. От моих дружков.

– Гитлер капут, уроды, – приветствую я обоих, выбираясь наружу. – Чтоб вам сдохнуть, как ему.

Вилли возвращает мне пожелание. Клаус хихикает. Сплёвываю им под ноги и отправляюсь разыскивать гадюку.

Взрыв за спиной ахает, когда я приближаюсь к северной окраине. На мгновение замираю, затем бросаюсь на землю плашмя. В десятке метров к югу разрывается мина. За ней, чуть дальше, ещё одна. Это обстрел. Капитан был прав – за нас взялись всерьёз и палят теперь сквозь оболочку, не зная, во что и куда – наугад. Вскидываю голову – с юга на бреющем надвигаются на объект два вертолёта. Головной уже в сотне метров, я заворожённо смотрю на него, наплевав на разрывы мин.