Настоящая фантастика – 2015 (сборник)
Шрифт:
– Вертолётчик, – выдыхаю я. – Это осталось от вертолётчика. Они же хотели расстрелять нас сверху.
– Нас?
– Нас с тобой.
Меня корёжит. Привлекаю Лизу к себе. Что же делать, мучительно думаю я. Цикл закончится, и она всё узнает. Увидит этих ублюдков – Клауса и Вилли. Поймёт. Надо рассказать, как всё начиналось. Как я противился этим скотам, как не хотел, не желал казнить и поедать людей. Как Клаус однажды расстрелял меня за то, что отказался убивать старика. Я не виноват, что стал таким же, как они, так получилось, вопреки моей воле, вопреки
Я не могу. Я трушу, страшусь, меня колотит от ужаса, стоит только представить, что она узнает. Ведь я… Наверное, я люблю её. Будь же всё проклято!
– Иди ко мне.
Она опускается на коленки. Я беру её сзади, как тех трёх в сто девяностом цикле, под прицелом Клауса. Исступлённо вколачиваюсь в неё, грубость и нежность мешаются во мне, производя вместе нечто запредельное и немыслимое.
– Георг! Ге-орг!
Я не успеваю среагировать. И увернуться не успеваю тоже. Гадюка летит на меня с земли, подобно развернувшейся в ленту стальной пружине. Ядовитые зубы впиваются мне в глазницу, я заваливаюсь навзничь, хриплю, катаюсь по земле. Отрываю змею от себя, отшвыриваю в сторону. Я ничего больше не вижу, боль беснуется во мне, не даёт думать, не даёт даже сказать то, что я должен, обязан сказать сейчас.
– Георг! – с ужасом кричит Лиза. – Георг, родной, боже милостивый…
– Постой, – хриплю я. – Подожди.
То, что я должен сказать, сильнее страха, сильнее боли. Яд проникает в меня, туманит мозг, но я собираю воедино всё, что во мне ещё есть.
– Я не тот, – выталкиваю из себя слова. – Не тот, за кого ты меня прини…
Я умираю.
Прихожу в себя, подхватываю «шмайссер» и бросаюсь из землянки на выход, ещё не сознавая, не понимая ещё, что там увижу, но уже зная, что увижу непременно, наверняка.
Жирная рожа Пузатого Вилли лоснится от удовольствия. Рядом с ним скалится, уставившись на меня, Рыжий Клаус.
– Смотри, какая к нам цыпочка залетела, – тычет пальцем себе за спину Вилли. – Вылезаем, а она уже тут.
– Сдобная, – поддакивает Клаус. – Сисястая, сочная. Я вырву ей матку и съем.
Я бросаюсь вперёд, отталкиваю Вилли и замираю на месте. Я вижу Лизу. Распростёршуюся на земле лицом вниз.
– Что вы с ней сделали? – надсадно ору я. – Что вы с ней сотворили, сволочи?!
Вилли и Клаус озадаченно переглядываются.
– Да ничего особенного, – бормочет Вилли. – Она как нас увидела, в драку полезла. Ну, Клаус её прикладом и успокоил. Лежит теперь, отдыхает. Да ты не волнуйся, очухается, будет нас ублажать. Хорошая цыпочка, сладкая.
Ярость, беспросветная ярость обрушивается на меня. Я бросаюсь на жирного борова, с размаху вгоняю приклад «шмайссера» ему в брюхо.
– Ты что, Штилике? – визжит Клаус. – Спятил?
Я оборачиваюсь к нему и вскидываю автомат. Я не успеваю. Клаус от живота в упор даёт очередь.
Прихожу
– Здравствуй, Георг.
Лиза сидит на земле шагах в десяти. Мой автомат у неё в руках, ствол нацелен мне в грудь. Вилли с простреленной головой скорчился метрах в пяти справа. Клаус прикорнул к его боку, словно младенец к матери. Из прошитой пулями спины Клауса толчками бьёт кровь. От обоих ощутимо разит дерьмом.
– Лиза, – шепчу я оторопело и делаю к ней шаг, другой. – Лиза, я сейчас всё объясню.
– Стой где стоишь, Георг. Я хочу сказать тебе кое-что.
Я останавливаюсь. Смотрю на неё.
– Лиза, – растерянно повторяю я. – Лизхен. Элизабет.
– Вам не повезло, – говорит она. – Вам троим очень не повезло.
– Почему? – нахожу в себе силы спросить я.
– Потому что я перерождаюсь на десять минут раньше. Сейчас я застрелю тебя, Георг. И так теперь будет всегда.
– Постой! – отчаянно кричу я. – Лиза, не стреляй… Не стреляй же! Я не вино…
Пули разрывают мне сердце.
Игорь Вереснев
Королевские Скалы
Верить в Ленкины сказки – себя не уважать. Толян знал это прекрасно. Ещё бы не знать – пять лет в одном классе проучились! Сказка о заколдованном месте на Королевской скале была ничем не лучше других – послушать и забыть. Если бы не Русик.
Началось всё с того, что футбольный матч с седьмым отрядом они позорно продули, проиграли со счётом 6:1. Из-за Русика. Так решили все ребята – Игнат, Жека, Серёга Длинный. Подходили и говорили по очереди:
– Слабак! По мячу ударить не можешь, что ли? Тебе сеточку между ног привязать, а, дистроф?
Серёга Длинный вдобавок и сплюнул – прямо Русику под ноги.
Русик обиделся, отошёл в сторону, сел, отвернулся. Он в самом деле был слабаком – и бегал хуже всех в отряде, и на турнике больше двух раз подтянуться не мог. Но ведь всё равно обидно слушать такое! Он не заплакал, но слёзы в глазах стояли. И Толян не выдержал. Присел рядом, положил руку на плечо.
– Не слушай их, не слабак ты. Просто в футбол плохо играешь.
– Подумаешь, футбол! Зато я из пистолета стрелять умею, меня папа учил! И приёмы разные знаю! Это я сейчас такой маленький, а потом как вырасту выше всех, посмотрите! У меня наследственность хорошая!
Они не были закадычными друзьями. Собственно, и познакомились всего две недели назад, уже в лагере. Совсем непохожие друг на друга: Русик – домашний, книжный мальчик, Толян – нормальный дворовый пацан, до этого они не только в разных школах учились, а и в разных городах жили: первый в Ровеньках, второй в Краснопартизанске. Но кое-что общее у них было. У обоих погибли отцы. Отец Толяна не вернулся из шахты. Отец Русика – из Афганистана. И узнав об этом, Толян взял негласное шефство над щупленьким, слабосильным соседом по комнате.