Настоящие мужики детей не бросают
Шрифт:
— Выпейте горяченького чайку на дорожку, съешьте бутерброд, домой не раньше полуночи попадете! — предложил хозяин, поставил чайник на плиту. — Хотите еще коньяку?
— Нет, спасибо.
Белов убрал «Метаксу» в буфет. За все это время жена ни разу на кухню не вошла, и Сан Саныч испытал неловкость, что создает такие неудобства семье.
— Кстати, несмотря на мой первоначальный отказ, этот Юра, а ему на вид лет сорок — сорок пять, обещал мне позвонить на тот самый случай, если вдруг я передумаю, но пока еще не звонил, — вспомнил Лев Валентинович.
— Если он позвонит, то я
— Могу вам лишь посочувствовать, — вздохнул Белов. — Я конечно же выспрошу у него все, что он мне скажет.
Сан Саныч оставил телефоны бывшей супруги и Нины, записал домашний Льва Валентиновича, выпил чаю с бутербродом и не спеша отправился на вокзал. Мороз усилился, но было тихо, безветренно, и фотограф с радостью прогулялся по серпуховским улочкам. Каждая поездка приносила что-то новое, но с каждым поворотом в его поисках встреча с сыном отодвигалась на все более отдаленное время. Теперь он вообще не знал, где Сашка, в Москве или уже под чужим именем вывезен за пределы России. После тех потрясений, что мальчик испытал после смерти старушки, с ним нянчившейся, он наверняка согласится уехать куда угодно. И этого больше всего боялся Смирнов. А поскольку его сын попал в руки такого авантюриста и мошенника, то стоит опасаться за все, и за его судьбу тоже.
Вагон был полупустой, и его трясло еще больше, чем когда он несся в Серпухов. Через две скамьи впереди сидела молодая девушка в песцовой шубке, нежная, миловидная, с изящным носиком. Она читала книгу и, заметив пристальный взгляд Сан Саныча, оторвала от книги глаза и с удивлением взглянула на него: мол, как можно со столь длинным носом смотреть на такую красотку, как я, и на что-то еще надеяться?! Фотограф отвел взгляд и усмехнулся: он и не собирался строить ей куры, ему совсем не до того.
На одной из остановок в вагон вошли трое пьяных парней и подсели к незнакомке. Она перепугалась, тотчас подскочила и пересела к Сан Санычу, взглянув на него уже умоляюще. Фотограф даже усмехнулся, ибо парни и словом ее задеть не успели. Но бегство красавицы их раззадорило, они стали оборачиваться, недовольные тем, что их покинула такая красотка.
— Мадемуазель, вернитесь, мы хотим с вами поговорить! — нетвердым голосом выкрикнул один из них.
Она сделала страшные глаза, оцепенев от испуга, и не двинулась с места.
Не дождавшись ее реакции, кричавший поднялся и под хохот остальных подошел к девушке.
— Мадемуазель, если вы не вернетесь к нам добровольно, вас придется депортировать насильно, — глумливо выговорил он, и компания снова захохотала.
— Оставь девушку в покое! — спокойно проговорил Сан Саныч, и лицо парня перекосила злоба.
— Чего ты там провякал, свинячий хвост? Хочешь, чтобы мы сделали тебе бо-бо?
Смирнов поднялся, резким движением вонзил палец в живот парня, найдя ту самую болевую точку, и тот рухнул на пол. Его собутыльники оцепенели, увидев, с какой легкостью был нейтрализован самый
— Заберете его, и я вам советую перейти в следующий вагон, если не хотите новых неприятностей! — громко проговорил фотограф, и веселая компания, до этого помиравшая от хохота, взяв под руки смелого дружка, тотчас убралась.
Девушка с восхищением посмотрела на своего спасителя. Сан Саныч сел на место.
— Спасибо вам, — пробормотала она.
— Я помню, каким презрением вы окатили меня из-за того, что я осмелился задержать на вашем красивом личике свой взгляд, — не выдержав, проговорил Сан Саныч. — Я знаю, что так делать не следует, но я профессиональный фотограф и просто размышлял, что следовало чуть затенить, а что высветить поярче, чтобы создать ваш портрет, это возникает помимо моих желаний, так что не сердитесь. И хочу дать вам один совет: высокомерие еще никого не делало счастливым, и вам ничего хорошего не принесет, но навредить сможет, а потому постарайтесь избавиться от него! Всего хорошего!
Он взял сумку и пересел на две скамьи назад. Девушка покраснела, словно получив пощечину, но, помедлив, достала книгу и снова погрузилась в чтение.
Сан Саныч поехал на квартиру Александры, решив, что надоедать Нине не стоит. Добравшись и приняв горячий душ, он наскоро перекусил, сделав яичницу из пяти яиц с ветчиной, потом заварил себе кофе, налил рюмочку ликера и, помедлив, позвонил Нине, рассказал ей обо всем, что произошло в Серпухове. Подробности этой поездки ее тоже огорчили.
— А вы откуда звоните? — поинтересовалась она.
— Я на прежней квартире, где вы были. Не хотел вас беспокоить в столь поздний час.
— И зря! — огорчилась Асеева. — Я тут расстаралась, приготовила долму, это мясо в виноградных листьях, и жаждала вас все-таки удивить своим искусством!
— Спасибо! У вас завтра переговоры? Я готов снова посидеть с Сашей, — предложил он.
— Нет, я забыла вам сказать перед отъездом, что нас отпустили аж до десятого января! Такие каникулы нам начальство устроило, сегодня была новогодняя вечеринка, я ее пропустила…
— Жалко!
— Да нет, я не люблю эти сборища! Все дружно напиваются, мужики встают в собачьи стойки, извините за грубое сравнение, а на следующий день всем стыдно за те глупости, что они натворили! — усмехнулась она. — Мне это знакомо. А какие у вас на завтра планы?
— С утра я хочу снова съездить в Анино. Поскольку теперь уже ясно, что ребенка забирал вор и мошенник, я хочу повторно расспросить директора, может быть, он вспомнит кое-какие дополнительные детали, сейчас все важно, чтобы найти этого негодяя!..
— Я понимаю.
— От одной мысли, что Сашу могут продать за границу какому-то толстосуму, у меня сердце разрывается от боли! — выговорил Сан Саныч. — Как там наш Саша первый?
— Уже спит. Но перед тем как заснуть, попросил: если папа придет, пусть меня поцелует…
— Так и скажите, Нина, что, как только я приехал, я его поцеловал, но утром пришлось рано уехать.
— А к вечеру вы приедете?
— Даже в середине дня.
— К нам?
— Обязательно.
Последнее слово он выговорил с особым значением, и Нина это поняла.