Настоящий полицейский
Шрифт:
Елисеев медленно поднял луч фонаря. Труп Филатова висел на толстой ветке, метрах в десяти над землей, головой вниз. Вернее, головы-то не было, как и правой руки.
– Медведь? – угрюмо спросил Бакалов.
– Бурые медведи по веткам не лазают, – сказал Елисеев, оглядываясь назад, – бл..дь, где остальные?
Бакалов тоже оглянулся.
– Мирошкин за мной бежал… Вроде.
– Чертовщина какая-то, свяжись с заставой. И это… не отходи от меня.
Бакалов достал «Айву». Приложил к уху щекофон, хмурился минуту, поправляя ремень, в котором была зашита антенна.
– Ничего, помехи одни. Из-за деревьев что ли, – Бакалов задрал голову на труп Филатова, – уходить бы надо, товарищ капитан, место какое-то…
Справа раздался треск. Елисеев пригнулся, повел лучом
Елисееву не понравился этот человек, даже если он был всего лишь видением.
– Идем, – сказал Елисеев.
– Назад?
– Нет, теперь уже до поселка ближе. Пойдем в милицию.
Они прошли еще метров триста, вскоре впереди показались темные силуэты построек куркинской окраины. Чуть в стороне, но ближе светилось и пропадало небольшое зарево. Раздавалось гудение и треск, но голосов и криков слышно не было.
– Что это? – спросил Бакалов.
– Куркинская подстанция горит. Идем туда! Там может, есть кто.
Добрались до подстанции. От трансформатора за забором поднимался черный дым, иногда вспыхивали языки пламени, разбегаясь по проводам. На подстанции никого не было, по черным силуэтам домов уже было понятно, что подстанция вышла из строя.
– Здесь нет никого, – прошептал Бакалов. Они сидели на корточках, в небольшой низине не опушке, – дальше пойдем, товарищ капитан?
– Тихо! Слышишь?
– Чего? Треск?
– Да нет же, там! – Елисеев показал в темноту леса позади и схватил за руку Бакалова, когда тот попытался включить фонарь.
На них надвигалось что-то из лесной тьмы. Теперь они оба отчетливо слышали странный звук, чем-то отдаленно напоминавший токование глухаря. Елисеев с ужасом глядел на надвигающуюся тень. Вдруг вспыхнувший огонь на подстанции разогнал тьму, и они увидели странное существо, которое очень походило на человека, только Елисеев ни капли в это не верил, несмотря на то, что на существе была даже одежда. Странная одежда, явно не советская и явно не из двадцатого века. Существо небольшого роста – едва ли больше метра шестидесяти. Тело длинное, голова большая, треугольная – раза в два, а то и в два с половиной больше обычной человеческой головы. Угол нижней вершины треугольника еще сильнее заостряла бородка. Глаза страшные – широко расставленные и скошенные вовнутрь – к маленькому острому носу. Руки длинные, кривые, но больше всего Елисеева напугали пальцы – они были, по меньшей мере, втрое длиннее его пальцев, так что свисающие руки существа доходили ему почти до колен. И тут-то он и заметил, что ножки у существа были совсем маленькие, тонкие и короткие, а на ногах – совсем крошечные ботиночки и семенил он, переступая ими, словно козленок, что, однако не мешало ему при этом стремительно приближаться.
Елисеев попытался вскочить, но его словно парализовало. Существо уже стояло напротив Бакалова, который медленно поднялся перед ним, но почему-то ничего не делал. Существо, продолжая издавать токующие звуки, протянуло к Бакалову свою правую руку, обхватило пальцами его голову, словно щупальцами осьминога и стало сжимать. Бакалов дико заорал. Елисеев увидел, как струится кровь между длинных серых пальцев. Почти минуту орал Бакалов, а Елисеев глядел на это не в силах пошевелиться. Затем с противным треском голова сержанта треснула и взорвалась, как будто была обычным арбузом. Кровавые ошметки мозга разлетелись по ближайшим кустам.
Жуткий карлик перевел свои страшные глаза на Елисеева. В треугольном лице отразился яркий свет – на подстанции что-то громыхнуло. Раздался треск электрической дуги и гудение. Существо начало подниматься вверх – так же, как и стояло, безо всяких усилий. Поднявшись метров на пять, оно полетело над Елисеевым строго горизонтально, глядя на него сверху вниз. С этого ракурса, он казался почему-то совсем плоским и невесомым. Со стороны подстанции выросла подковообразная дуга, страшно загудела и заискрилась. Голова летящего карлика стала видоизменяться, жутко
Глава 28
Он открыл глаза и увидел грейферный ковш экскаватора. Две металлические лапы нависали над ним в разведенном положении, будто намеревались схватить, пока он беспамятствовал. Скудные воспоминания вышли из сна. Он вспомнил, как поскользнулся и ударился головой об этот ковш. Глядя через его полости на низкое серое небо, он поднял руку и осторожно потрогал лоб. Прикосновение отозвалось жгучей, но терпимой болью. Причем не только в голове – болела спина, шея и в поясницу кололо что-то похожее на камень. Он медленно сел и обнаружил, что сидит на куче щебня на дне насквозь проржавевшего полувагона. На нем темно-зеленые шорты, новые, но из какого-то незнакомого грубого и колючего материала. Из такого же материала рубашка с закатанными рукавами, на ногах – полуботинки с деревянной подошвой. Прямо бойскаут какой-то. Разве что галстука и канадской шляпы не хватает. Он опустил лицо и увидел новую нашивку в районе сердца с одним-единственным словом: «БАСТИОНЪ».
Поднявшись по куче щебня, он положил ладони на холодный влажный край кузова, выглянул. Перед ним простирался дикий замусоренный сад с редкими деревцами, покрытыми серой пылью, похожими на карликовые яблони. Между ними хаотично в траве были разбросаны камни и доски. Слева утопала в молодой поросли платформа, с двумя ржавыми бочками-резервуарами, за ней – остов заброшенного здания в виде нагромождения разноразмерных кубов с высокими мозаичными окнами, над которым возвышалась конусовидная труба, выложенная из серых толстых неровных кирпичей.
Выбравшись, он спрыгнул на траву, огляделся. Единственный вагон стоял прямо на земле, наполовину погрузившись в нее своими непривычно-огромными ржавыми колесами. Позади тянулся фасад двухэтажной то ли фабрики то ли завода – от строения остался только фасадный каркас с вертикальной пожарной лестницей, ведущей в небо. Через узкие вытянутые окна с арочным закруглением просвечивало все то же грязно-серое полотнище.
Кругом тишина и пустота – ни зверей, ни птиц с насекомыми, ни людских голосов. И только слабый треск как будто вливался в правое ухо. И в воздухе витала неуловимая взвесь, от чего слегка рябило в глазах. Он пригляделся, и показалось, что вдали между деревьями что-то двигается. Он пошел туда через сад, который спустя пять минут показался ему бескрайним. Постройки позади стали крошечными, однообразный сад на мягком мху разбегался в невидные дали, а движение впереди – не то, какая-то поросль кустарников, не то стена, вдоль которой бродили тени – все оставалось далеким. Скучный пейзаж надоел, он глядел по сторонам и заметил в полусотне шагов в стороне невысокий столбик с грязно-белой табличкой. На вид она была очень старая, изъеденная ржой по краям с облупившейся краской, так что он едва различил начертанное на ней: «1850 сж».
Пройдя еще, ему показалось, что движение впереди – черный дым. Будто пожар единым фронтом пожирал куцый сад, но никаких запахов и жара не ощущалось. Подойдя ближе, увидел, что тьма впереди клубились, от нее отделялись густые серо-черные клочья, и небольшие пепельные вихры поднимались впереди, но в целом она выглядела ровной.
Она походила на безмолвный смерч, идущий сплошной стеной от небес до земли. Он остановился у новой таблички «1900 сж» – следующая табличка, которая вдали мелькала между деревьев, только-только потонула в этом странном черном тумане. Теперь до него было рукой подать, и хорошо видно, что он мало походил на дым. Скорее черная половина за лунным терминатором. Отсюда же заметно было, что идет она не ровным фронтом, а будто охватывает нечто большое по площади. Глядя как неказистое деревце опрокидывается в необъятную темноту, ему вдруг стало не по себе, и он поспешил назад.