Настоящий Спасатель 4. Назад в СССР
Шрифт:
Он просовывал руку, хватал за ремень и начинал так интенсивно трясти взад-вперед свою жертву, словно желал чтобы из матроса выскочил его дух.
— А это что, матрос? Ответьте мне! Я вас спрашиваю? Что это?
Няня постепенно «слетал с резьбы». Его голос повышался и с каждой секундой становится все громче. Все это заканчивалось воплями.
Из его разъяренной пасти начинали истограться мелкие капли слюны вместе с истерическим криком и обещаниями ужасных кар.
Порой его голос был слышен в самых отдаленных уголках ученой
— Я вам, товарищ матрос, устрою веселенькую жизнь, можете не сомневаться в этом ни секунды. Запомните меня на всю свою жизнь, до демобилизации точно! Научу вас Родину любить, выполнять Устав, и носить затянутые ремни!
Он багровел, как вареная свекла
— Вы будете бесконечно сидеть в нарядах по отдраиванию «очков» и вы у меня попляшете, если я хоть одну каплю не отмытого дерьма найду!
Он обещал еще массу «приятных» нарядов с «отличными» и незабываемыми сюрпризами.
На матрасов в нашей учебке такое обращение действовало безотказно и угнетающе. После такой взбучки парни неделю приходили в себя, а уж ремень впоследствии затягивали до такой степени, что еле могли дышать.
Один из матросов даже планировал сбежать из части, так достал его замполит своими придирками.
Это был один из немногих случаев, когда сержанты были едины с матросами нашей учебки.
Вот тут сержантский состав четко сработал, услышал от его товарищей о планах.
С матрасом переговорили успокоили, помогли понять, что побег это почти стопроцентный дисбат, со всеми вытекающими. Лучше потерпеть оставшиеся полтора месяца, чем сидеть.
Поддерживали его и помогли справиться с давлением со стороны замполита. Хотя он доставал его каждый раз, когда тот ему попадался.
Вот такой был урод, этот наш Няня.
Коломойский был «раскаявшийся грешник», бывший алкоголик, хотя говорят, что бывших не бывает, которому запретили пить и врачи и командование и жена.
Которая уходила от него дважды и обещавшая н секунды не медлить если он выпьет спиртное еще хоть раз.
Очевидно по этому Няня был очень злым, и любые трезвые матросы и сержанты ему активно не нравились. Впрочем даже не желаю думать о том, что будет, если ему попадуться в руки выпившие подчиненные.
При командире части он вел себя ниже травы, тише воды. В присутствии Нечипорука Няня казался его тенью.
Когда полковник был чем-то недоволен, то, не стесняясь, орал и на замполита.
Тот совсем сжимался, становился маленьким, красным и горбатым. Он втягивал голову в плечи и суетливо подрывался с места, стараясь выполнить поручения руководства бегом.
Но зато в отсутствие Нечипорука, он чувствовал себя на территории, если не королем, то хозяином точно.
Няня считал себя первым парнем на деревне, ступал важно, горделиво, окидывая часть презрительным взглядом.
Особенно замполит любил пользоваться властью, когда заступал дежурным по части. В отсутствие самого командира части дежурный исполняет его обязанности
Он казался майором, который все время примеряет на себе погоны полковника — командира части.
По его мнению, он еще не Бог, но уже архангел. Он сам так про себя говорил. Не очень понятно как такие высказывания вязались с его обязанностями по воспитанию коммунистической морали среди матросов и сержантов.
Во время дежурства замполит обладал безграничной властью. Ведь дежурный по части имеет право командовать любыми дежурными офицерами, пусть они даже старше тебя по званию.
Он имел право зайти любую роту и устроить там проверку. Иногда делал это по два раза.
Еще мог поднять всю учебную часть по тревоге. После отмены мог с пару десятков раз устроить матросам сначала «Отбой», а потом естественно «Подъем».
Все потому, что ему казалось, что в кубриках ведутся внеуставные разговоры после двадцати двух часов.
Потом он ходил кошмарить караулы чтобы найти нарушения воинской дисциплины и Устава караульной службы, чтобы потом внести в журнал проверок.
Он любил хвастать тем, что портит личное дело негодяям и проходимцам, которым не место в Военно-Морском Флоте и Армии.
А еще ему можно было арестовать не понравившегося ему матроса и посадить его на гауптвахту. Он почти никогда не упускал такой возможности.
За сутки, что он проводил в должности дежурного по части, доставал весь состав учебной части, донимая всех своими проверками и придирками.
Многие офицеры за глаза тоже называли его Няней, а в глаза при удобном случае намеренно искажали его фамилию обращались не иначе как «товарищ Кало-мойский»
Я, как и все остальные, Няню презирал, но старался держаться подальше — разные весовые категории. Но и мне не удалось избежать проверки «степени натяжения» ремня.
Просто я наблюдал эту картину раньше и отреагировал на придирки совершенно спокойно. В тот раз замполит странным образом отстал от меня.
Видимо, потому что я не испытывал ни страха, ни чувства вины и на вопрос желаю ли я «видеть себя старослужащим с ремнем опущенным до самых яиц» спокойно ответил, что да. Желаю, так же как и все молодые солдаты, которые хотят поскорее закончитьслужбу и отправиться домой.
Мой ответ вверг его в какой-то ступор. Он был искренним и несколько наивным по своей простоте.
На этот случай у Няни не было смачных «домашних заготовок» и он почему-то решил не продолжать со мной воспитательную работу.
— Соблюдайте форму по Уставу, товарищ матрос, кругом марш!
Больше я с ним не сталкивался, но мое отношение после этого к нему не изменилось. Уж очень яркими были воспоминания с его издевательствами над моим собратьями по службе.
Вообщем все те матросы, кто хоть раз имел с ним дело ненавидели замполита лютой ненавистью и он им платил такой же монетой.