Настроение – Песец
Шрифт:
— Тогда на Изнанку в районе обеда? — предложил Греков.
— А по другой Изнанке быстрее не будет? — уточнил Шелагин.
— Может, и будет, но эта безопасней, а у нас в приоритете безопасность, а не скорость. И Прокол опять же, под боком, а до Прокола третьего уровня нужно ехать. Он под Дальградом есть, но совсем не близко и до него через всю столицу придется тащиться. То есть эта Изнанка со всех сторон удобней.
Мы вышли в оранжерее, и я убрал Строительный туман. Не знаю, что там думали по поводу нашего занятия здесь те, кто видели, что в оранжерею не попасть,
Пропустив спутников, я извлек из пространственного кармана рюкзак, чтобы не делать это на глазах свидетелей. Пусть считают, что захватил из оранжереи. Не Шелагин с Грековым, разумеется, — те-то, без всякого сомнения, поймут, где хранился рюкзак. А вот прислуга, которая стала слишком многочисленной, не должна даже подозревать о моих возможностях.
А я задумался вот еще над чем. Если с бесплодием Шелагина-младшего не могут разобраться целители, не справится ли с этим его собственная регенерация? Для начала нужно будет ему первый модуль Целительства впитать, только делать это так, чтобы никто змейку не видел — чем меньше людей знают, тем лучше. В целительский сон, что ли, народ отправлять? Скорее всего, так и сделаю. Греков наверняка одобрит — и выспался, и новые знания получил.
В гостиной добавилась княгиня Беспалова, которая что-то активно доказывала Шелагину-старшему. Тот неодобрительно хмурился. Щенок при моем появлении сразу проснулся и навелся в точности на меня. Я подошел к Таисии, которая сидела рядом со щенком и протянул ей рюкзачок:
— Спасибо за помощь. Это тебе. Можно на занятия ходить.
Она взяла и улыбнулась.
— Спасибо, но он для этого мелковат. Знаешь сколько нам приходится с собой таскать?
— Ты для начала проверь, сколько в него входит, — усмехнулся я. — И сколько потом он будет весить. Главное — не забывай заряжать накопитель.
— То есть?..
— Он с увеличенным внутренним пространством и облегчением веса. Я же говорил, что кожевничеством увлекаюсь. Хобби у меня такое. Немного кожи, немного магии — и получается то, что не стыдно подарить.
— Спасибо, — неуверенно ответила Таисия. — Но мне кажется, этот подарок уже выходит за рамки допустимого.
Она посмотрела на мать, чьи инструкции выполняла в точности, но Беспалова-старшая слишком сильно была увлечена беседой с Шелагиными, чтобы замечать, что дочери что-то дарят.
— Таисия, не беспокойся. Мне он обошелся только в стоимость материалов, а это уже вполне допустимо для подарка. Вещи, сделанные своими руками, проходят по другой категории, насколько я помню. — На этом месте я спохватился, что причина нежелания принимать подарок может быть и другой. — Если тебе не нравится, настаивать не буду, заберу.
Я протянул руку чтобы забрать, но Таисия резко прижала рюкзачок к себе.
— Мне нравится, — куда уверенней сказала она. — Спасибо.
Она начала открывать все застежки и увлеченно изучать внутреннее пространство рюкзака. К сожалению, проверить его вместимость возможности не было — поблизости не было ничего, что можно было бы засунуть внутрь. Разве что
— Как себя вел этот бандит? — спросил я, присаживаясь с другой стороны от щенка.
— Прекрасно. Только я так и не придумала, как можно сократить Счастливчик. Разве что изменить имя и взять аналог из других языков? Что-нибудь про везение или удачу. Лаки*, Шанс** или Глюк***.
«Глюк — это по-нашему, — оживился Песец. — Сидр, разумеется, вне конкуренции, но и Глюк прекрасное многозначное слово. Спросят тебя, не из живетьевских ли он собак, а ты в ответ: „Это Глюк“. И сразу всем всё понятно».
Я припомнил взрослых живетьевских собак. Такой Глюк словить — это ж и целители не помогут. Наверное, затем и выводили таких опасных животных: сами привиделись, сами съели. Если брать в качестве имени Глюк, то стоит вопрос уже о ласковом прозвище. Глючик? Глючок?
Щенок тяжело вздохнул, как будто оказался в курсе моих размышлений и его вовсе не радовала идея называться Глючком. Какое это, оказывается, геморройное дело — придумывать собачью кличку.
— А я говорю, самое время! — запальчиво вскричала княгиня Беспалова.
— О чем речь? — понизив голос, поинтересовался я у невесты, которая наверняка была в курсе темы разговора.
— Мама предлагает объявить войну Живетьевым, — охотно поделилась информацией она. — Потому что нападением Арины Ивановны они фактически объявили войну нашим княжествам. Она точно выжила? В новостях ничего про нее нет.
— Точно выжила, и император ее отправил в тюрьму.
— За нападение на нас?
— Подозреваю, совсем по другому поводу. На шалости Живетьевой он смотрит сквозь пальцы, если они направлены не на него. Арестовал — значит, нагадила лично ему.
— Вот именно, — воинственно бросила Беспалова-старшая, обратившая внимание на мои слова из-за прозвучавшей вражеской фамилии. — Этот целительский род пользуется императорским покровительством и творит всё что хочет.
— И всё же я предлагаю подождать до завтрашнего Совета, — спокойно сказал князь Шелагин. — И в зависимости от того, что мы услышим от императора, решать, объявлять войну или нет. Будет неудобно, если он восстановит целительскую неприкосновенность, о чем мы не будем знать.
— С чего бы ему восстанавливать целительскую неприкосновенность?
— Он рванул к месту взрыва сам, не дожидаясь отчетов. О чем это говорит? Живетьева ему чем-то очень важна.
— Я предполагаю, что она на Константина Николаевича каким-то образом воздействует, — неуверенно сказала княгиня.
— Не исключаю такой возможности, — признал Шелагин-старший. — И даже если это так, нам с вами это ничем не поможет. Каким образом мы сможем отправить на обследование главное лицо государства? Один только слух о ментальном нездоровье императора вызовет шевеление на границах. А если он подтвердится? Нужно действовать очень аккуратно. Поэтому, дорогая моя Калерия Кирилловна, предлагаю вам успокоиться, отдохнуть, а завтра с точной информацией о Живетьевых, со свежими силами и с новыми идеями решать, что лучше делать.