Нат Пинкертон и преступное трио.Сборник
Шрифт:
– Какого рода болезнью страдает мистер Повелл?
– С ним было два удара, оба явившиеся следствием страшного испуга. Тело его отчасти разбито параличом и требует самого заботливого ухода; организм его до крайности ослаб.
– Не хотите ли мне рассказать…
– Пожалуйста, пойдемте в комнату больного. Мне кажется, будет лучше всего, если пациент сам сообщит вам то, что вам нужно знать. Я, собственно, никого не хотел к нему допускать, но, прочтя ваше имя, мистер Пинкертон, заметил, как радостно засияло при этом лицо Повелла, и потому решил привести вас к его постели. Уже одно сознание того, что вы находитесь здесь, может ободрить больного и произведет благотворное действие. Он может говорить с вами только шепотом, но вы поймете его, и я надеюсь, что после разговора с вами у него хоть немного пропадет
– Ну-с, мы посмотрим, – заметил сыщик. – Я, со своей стороны, разумеется, сделаю все, что от меня зависит.
– Еще один вопрос, мистер Пинкертон. Что привело вас сюда? Подозреваете ли вы только, что здесь совершено преступление, или знаете это наверное?
– Я знаю наверное и пришел, чтобы обнаружить злодея и предать его заслуженному наказанию!
– В таком случае от души желаю вам успеха, мистер Пинкертон! Пойдемте. Мистер Повелл, вероятно, уже ждет вас с нетерпением.
Врач пошел вперед, а сыщик за ним. Спальня больного, убранная с солидной элегантностью, находилась в первом этаже.
Артур Повелл, старик с почтенным, обрамленным совершенно белыми волосами лицом, лежал в постели и встретил вошедшего взором, полным тоскливого ожидания. На восковом осунувшемся лице его выступил чуть заметный румянец, когда сыщик, которому он протянул руку, подошел к постели.
– Мистер Пинкертон?
– Да, это я, мистер Повелл.
– Хорошо, что вы пришли. Ваше присутствие возвращает мне некоторую бодрость. Я уже совершенно отдался отчаянию и тоске.
Пинкертон взял стул и, подсаживаясь к больному, сказал:
– Быть может, мне удастся вернуть вам полное душевное спокойствие, а вместе с тем и здоровье, мистер Повелл. Будьте же настолько любезны и расскажите мне как можно подробнее, какие именно события послужили причиною вашей болезни.
Артур Повелл кивнул головой и на минуту закрыл глаза. Потом, не глядя на сыщика, он принялся рассказывать тихим, едва слышным шепотом:
– Мне теперь шестьдесят пять лет, и я холост. Но когда-то я знал одну бедную, хорошую девушку, которую полюбил всей душой… но не сделал своей супругой! Она также любила меня… и не подозревала, что я не думал жениться на ней, хотя и дал ей такого рода обещания. Наша связь не осталась без последствий – она родила мальчика. Я никогда не забуду той сцены, которая произошла, когда Мери принесла мне своего ребенка. Избавьте меня от необходимости рассказывать вам дальнейшую историю нашей любви, мистер Пинкертон. Словом, я покинул несчастную девушку и более о ней не заботился. За ребенка я ей предложил некоторую сумму, от которой она, однако, отказалась. Мери никогда не переставала умолять меня дать ребенку имя и еще десять лет назад, перед смертью, написала мне такого рода письмо. Позднее и мальчик, который теперь должен быть уже молодым человеком лет двадцати пяти, несколько раз обращался ко мне, но я оставался неумолим. Я не отдавал себе отчета в том, как страшно грешил. Я забыл упомянуть, что я англичанин и что с Мери я познакомился в Англии. Пятнадцать лет назад я переселился в Америку. Здесь я удвоил свое состояние и уже пять лет живу на проценты с капитала. И вот среди моего старческого одиночества мне вдруг камнем легла на душу мысль, что у меня нет наследников, что мои деньги достанутся племяннику, который никогда не был мне симпатичен и с родней которого, хотя отец его был моим сводным братом, я никогда не водил знакомства. К тому же племянник этот и сам по себе человек достаточно богатый. Мало-помалу мне стало ясно, как страшно я был виновен перед Мери Локвуд и ее сыном Джоном. Я начал горько раскаиваться, что не дал несчастному своего имени, и в конце концов я решил поправить сделанную ошибку. Наведя справки в Англии, я, узнав адрес Джона Локвуда, написал ему письмо, в котором сообщал, что хочу его усыновить, и просил приехать ко мне в Америку.
Однако я не получил ответа! Несколько раз писал я ему длинные письма, но Джон Локвуд по-прежнему не отзывался. Я пришел к заключению, что мое прежнее поведение настолько ожесточило его, что теперь, по гордости, он отказывался от того, что по праву должно было бы принадлежать ему двадцать пять лет назад! Я понимал это чувство; я не
– Позвольте, мистер Повелл, – прервал Нат Пинкертон старика. – Когда именно вы послали ваше первое письмо в Англию?
– Месяцев пять назад.
– А последнее?
– Три недели назад.
– Где находился мистер Джон Локвуд?
– В Лондоне. Впрочем, как я узнал по наведенным мною справкам, он, оказывается, совсем не беден и в качестве инженера уже успел скопить себе маленькое состояние – обстоятельство, тоже, конечно, способствовавшее тому, что он не отвечал на мои письма. Так вот, несмотря на свой возраст, три недели назад я хотел пуститься в путешествие в Англию, как вдруг произошло нечто неожиданное, ужасное. Однажды ночью, за несколько дней до моего предполагаемого отъезда, меня поразило ужасное видение. Около полуночи – луна ярко светила в окно – у моей кровати вдруг, точно из-под земли, выросла страшная черная фигура с лицом, белым как снег, и со страшно сверкающими глазами. Я окаменел от ужаса; привидение же подняло руку и заговорило грозным голосом, упрекая меня в грехе перед Мери Локвуд. Оно стало грозить мне смертью. В ужасных словах возвещало оно мне мою близкую кончину, говоря, что оно – дух несчастного Джона Локвуда, погибшего в Англии в нужде и горе. В то же время страшный дух заявлял, что с этих пор уже не оставит в покое меня, безбожного отца, пока я не буду в могиле, чтобы и там не находить себе покоя! Ужасное привидение, стоявшее в бледных лучах луны, его еще более ужасные слова… Со мной сделался удар: правая сторона у меня совершенно отнялась. Доктор Вестман приехал еще ночью и оказал мне первую помощь, а когда я рассказал ему о видении, он сказал, что это была игра воображения, кошмар, напрасно внушивший мне такой беспредельный ужас. Но явление повторилось; до сих пор оно возвращалось три раза, и в третий раз – неделю назад – со мною снова сделался удар. Приближается мой конец! Если дух явится еще хоть один раз, я не выдержу, я чувствую, что умру, мистер Пинкертон!
Сыщик улыбнулся:
– Помилуйте, мистер Повелл, будьте же мужчиной! Не станете же вы бояться какого-то негодяя, который одевается в черный плащ и покрывает лицо белилами, чтобы напугать вас!
– А вы думаете, что это преступник? – задыхаясь, спросил Повелл.
– Для меня это не подлежит никакому сомнению. Я приведу вам явное доказательство, что это так, и в самом ближайшем будущем торжественно представлю негодяя, который играл эту недостойную роль привидения!
Больной взглянул на сыщика глазами, полными удивления и благодарности:
– Вы говорите с такой решительностью, мистер Пинкертон, что я принужден вам верить. Я уже не могу сомневаться, и душа моя наполняется новою надеждой.
– Эта надежда осуществится. А теперь скажите, видели ли вы когда-нибудь вашего незаконного сына?
– У меня есть одна фотографическая карточка, сделанная лет восемь назад, которую он мне тогда же и прислал.
– Нельзя ли мне ее посмотреть?
– Конечно. Будьте любезны, позвоните.
Сыщик позвонил, и Артур Повелл приказал вошедшему слуге принести карточку, лежавшую в письменном столе. Через некоторое время слуга вернулся и подал сыщику карточку. Пинкертон, внимательно разглядев благородные симпатичные черты юношеского лица, тихо кивнул головой и спросил:
– Вы говорили, что наследником вашего состояния будет один ваш племянник, с умершей родней которого вы жили не в ладах?
– Севершенно верно.
– А как имя этого племянника?
– Мак Керринг.
«М. К.!» – мелькнуло в голове сыщика. Это был адрес того письма, за которым актер Адамс заходил в почтовую контору.
– Видали ли вы вашего племянника за последнее время?
– Как же. Последние две недели, приехав из Англии, он даже жил у меня.
– Будьте любезны, опишите мне наружность вашего племянника.
Повелл сделал описание наружности Мака Керринга, совершенно подходившее к Адамсу.
– Скажите, пожалуйста, разве в появлявшемся у вашей постели духе вы никогда не замечали знакомых черт лица?