Наталья Бехтерева. Какой мы ее знали
Шрифт:
Результаты не заставили себя ждать: мы стали беспрепятственно публиковать наши данные за рубежом. Интересно, что одно из научных издательств решило даже перевести написанную Натальей Петровной со своими учениками книгу на английский язык. Увы, материальные сложности, возникшие с перестройкой, не позволили завершить этот труд.
В 1980 году Наталье Петровне удалось достать фонды для покупки французского миникомпьютера «Плиримат-С». Это был огромный шаг вперед, поскольку большую часть получения и обработки данных эта машина могла взять на себя. Необходимо было только создать такую компьютерную систему ввода и обработки данных. Эту задачу нужно было решать с нуля, поскольку до нас подобные задачи никем не решались, и соответствующие компьютерные программы, естественно, не могли быть поставлены вместе с «железом». Через год эту задачу выполнили математик С. В. Пахомов, физик Ю. Л. Гоголицын и автор этой статьи. Здесь сказалось
Новая методология потребовала и новых психологических тестов. Надо отметить, что Наталья Петровна уделяла тестам особое внимание. Умно составить тест, с ее точки зрения, было половиной решения задачи. Именно для этих целей в нашу группу был приглашен психолог В. Б. Нечаев. Вместе с Ю. Л. Гоголицыным они заложили основы нейролингвистики – набор психологических тестов и методов обработки данных для ответа на вопрос о механизмах переработки речевых сигналов в мозгу человека.
Другим направлением стало исследование нейрофизиологических механизмов зрительного опознания. Наталья Петровна понимала, что без опоры на эксперименты на животных эту задачу не решить. Она способствовала контактам с Институтом физиологии человека и, в частности, с руководителем лаборатории физиологии зрения Вадимом Давидовичем Глезером. В 1985 году Глезер опубликовал свою монографию «Зрение и мышление».
Для решения задачи о механизмах зрительного опознания мною был предложена идея предъявлять стимулы с помощью специального светодиодного устройства, управляемого компьютером. Это позволило предъявлять стимулы на очень короткие экспозиции, такие, что примерно в половине случаев стимулы не опознавались (хотя и воспринимались) испытуемыми. Подбор экспозиции осуществлялся индивидуально для каждого больного с вживленными электродами.
В приведенных выше тестах мы увидели, что наряду с нейронами, реагирующими на движения или на мысли о движении, в базальных ганглиях встречалось достаточно большое число нейронов, которые реагировали на внешние сенсорные стимулы. Стало ясно, что эти нейроны отражают в своей вызванной активности внешние события, такие как предъявления зрительных и слуховых сигналов. Нам также удалось показать, что если ранние компоненты вызванной активности таких нейронов кодировали физические свойства стимулов, то поздние компоненты отражали их смысловые характеристики. Например, в ряде нейронов эти поздние ответы наблюдались только в случаях, когда больной опознавал зрительный стимул, предъявляемый на пороге опознания. Отсутствие поздних реакций нейронов на стимулы, которые воспринимались испытуемыми («Я что-то видел»), но не идентифицировались («Не могу сказать, что»), свидетельствовали о том, что эти реакции кодировали смысловые характеристики стимулов.
Эти исследования были представлены в заявке на открытие, поданной нами в Бюро по рассмотрению заявок на открытия при Совете Министров СССР (авторы Н. П. Бехтерева, П. В. Бундзен, Ю. Л. Гоголицын, Ю. Д. Кропотов). В 1989 году заявка была зарегистрирована, и мы получили дипломы на открытие.
Интересно, что это событие по времени совпало с публикацией в зарубежной печати целой серии работ по исследованию функций базальных ганглиев у животных, выполненных группой авторов под руководством Александера. Сейчас эти работы считаются классическими. Ссылки на эти работы можно найти в любой современной статье о базальных ганглиях. На работы Натальи Петровны, выполненные на человеке!!! ссылки весьма редки.
Революционное изменение взглядов на функцию базальных ганглиев можно увидеть на примере нескольких последовательных изданий «библии» для нейрофизиологов, книги под редакцией нобелевского лауреата Эрика Кандела «Принципы нейронаук». Так, если в третьем издании этого коллективного труда была представлена только классическая точка зрения, то в следующем, четвертом, издании появилась статья Александера, которая представила новую точку зрения на базальные ганглии. К сожалению, цитат на работы Н. П. Бехтеревой в этой статье не оказалось, но от этого открытие, сделанное Натальей Петровной за несколько лет до исследований на животных, не перестает быть открытием.
Когда-то Наталья Петровна сказала, что некоторые неординарные открытия претерпевают три стадии. Сначала никто не считает, что данной проблемой нужно заниматься, потому что она кажется абсурдной. Потом говорят, что все полученные данные представляют собой полную чушь. И только спустя какое-то время, когда другие лаборатории повторят эксперименты, начинают говорить: так и должно быть, а как же иначе. Большинство открытий, сделанных Натальей Петровной, постигла именно эта участь.
В воспоминании
А. Н. Шандурина. СУДЬБОНОСНАЯ РОЛЬ УЧИТЕЛЯ В ЖИЗНИ ОДНОЙ ИЗ ЕЕ УЧЕНИЦ
Хочу сразу признаться – в моем рассказе будет некоторый мистический оттенок. Но и в трудах Натальи Петровны Бехтеревой, особенно в последние годы, было немало мистического. Поскольку мои родители были врачами – сотрудниками Военно-медицинской академии – ВМА, то детские и юношеские годы я прожила в домах, окаймляющих двор этого учреждения. Причем первый дом находился напротив клиники психиатрии, основанной В. М. Бехтеревым, где в двадцатые годы прошлого столетия проживали он и его семья, а последний дом – рядом с клиникой нервных заболеваний, также основанной В. М. Бехтеревым. Совпадение это или случайность? Бог его знает, но ореол фамилии Бехтеревых сопровождает меня почти всю жизнь.
Впервые о Владимире Михайловиче Бехтереве я услышала от своего отца, когда мне было девять или десять лет. Отец рассказывал маме весьма интригующие вещи: в 1927 году этот выдающийся врач был приглашен на консультацию к И. В. Сталину и на консилиуме предположил, что у вождя диагностируется шизофрения с маниакальными проявлениями. Утверждать достоверность этой информации не берусь. Однако вскоре после этого события В. М. Бехтерев скоропостижно скончался. Спустя несколько лет моя мама, сидя у окна нашей квартиры, находившейся в доме рядом с кафедрой физиологии Военно-медицинской академии, воскликнула:
– Посмотри, какой идет красавец!
Взглянув в окно, я увидела высокого мужчину в военной форме с буйным, кудрявым чубом, выбивавшимся из-под фуражки. Мама объяснила, что это полковник медицинской службы, физиолог, муж известного ученого Натальи Петровны Бехтеревой. Тогда, по молодости лет, меня не заинтересовала степень родства между Владимиром Михайловичем Бехтеревым и Натальей Петровной Бехтеревой.
Прошло довольно много лет. Я окончила школу, поступила в 1-й Медицинский институт. С четвертого курса занималась в студенческом научном обществе (СНО) в клинике нервных заболеваний института под руководством Н. И. Моисеевой, ученицы Н. П. Бехтеревой. По окончании института Наталья Ивановна Моисеева вручила мне рекомендательное письмо Наталье Петровне Бехтеревой, которая в то время была заместителем директора по научной работе Ленинградского Нейрохирургического института имени профессора А. Л. Поленова, с просьбой принять меня на работу. Увы, в тот период вручить письмо мне не удалось. Тем не менее меня приняли в этот институт в роли эсктерна, а затем я несколько лет проработала врачом-нейрогистологом на кафедре нейрохирургии Военно-медицинской академии. Однако меня не оставляла мечта заниматься изучением мозга человека. Весной 1964 года я подала документы в аспирантуру Психоневрологического института имени В. М. Бехтерева, но судьба распорядилась по-иному. Однажды, провожая в командировку своего мужа, в аэропорту Пулково я встретилась с нейрохирургом Антониной Николаевной Бондарчук – с ней я познакомилась, работая в Нейрохирургическом институте имени А. Л. Поленова. Мы разговорились. Узнав о моих планах, Антонина Николаевна воскликнула:
– Подавай лучше документы в Институт эскпериментальной медицины, в отдел нейрофизиологии человека, которым руководит Наталья Петровна Бехтерева!
При этом она добавила, что имеется вакантное место аспиранта. Я последовала этому совету и стала аспиранткой Н. П. Бехтеревой, то есть вместо института, основанного дедушкой – В. М. Бехтеревым, поступила в аспирантуру к его внучке.
Первая личная встреча с Натальей Петровной произошла весной 1964 года при весьма волнующих для меня обстоятельствах, когда я сдавала ей экзамен по нейрофизиологии. Наталья Петровна уже была признанным мэтром в области нейрофизиологии и энцефалографии, а я ни разу в жизни энцефалограмму в глаза не видела, но «смелость (в моем случае – наглость) города берет». На вопрос Натальи Петровны «Вы когда-нибудь видели альфа-ритм в передних отделах мозга?» я честно ответила: «Никогда!» Наталья Петровна, улыбнувшись, подтвердила: «И я тоже». (В энцефалографии известно, что альфа-ритм регистрируется в задних отделах мозга.) Так что с самого начала нашего общения мы быстро нашли общий язык – экзамен был сдан. Вот тогда-то, через много лет, Наталья Петровна и получила адресованное ей рекомендательное письмо, написанное когда-то Н. И. Моисеевой. Наталья Ивановна тоже работала в отделе, который основала и которым руководила Н. П. Бехтерева.