Наталья Гончарова
Шрифт:
Когда однажды Наталья Николаевна зашла к мужу, он, не видя ее, спросил у Данзаса, думает ли тот, что он, Пушкин, сегодня умрет, и прибавил:
— Я думаю, по крайней мере желаю. Сегодня мне спокойнее, и я рад, что меня оставляют в покое; вчера мне не давали покоя.
Около полудня, когда боли вновь усилились, пришлось дать Пушкину опий, который он принял с жадностью, после чего успокоился. Около часа дня приехал доктор Даль, которому Пушкин сказал:
— Мне приятно вас видеть не только как врача, но и как родного мне человека по общему нашему литературному ремеслу.
Разговаривая с ним, Пушкин даже шутил. С этого момента
Желая до конца исполнить христианский долг, Пушкин попросил княгиню Екатерину Алексеевну Долгорукову, подругу юности Натальи Николаевны, съездить к Дантесу и сказать, что он его прощает. Подъехав к его дому, княгиня вызвала Екатерину Николаевну, которая выбежала к карете разряженная с криком: «George est hors de danger! [134] » И все же, когда княгиня сказала, что Пушкин умирает, та заплакала. Сам же Дантес, когда ему передали о прощении Пушкина, с нахальным смехом отвечал: «Moi aussi je lui pardonne! [135] »
134
Жорж вне опасности! (фр.).
135
Я тоже ему прощаю! (фр.).
Весь день 28 января Пушкин был слаб и довольно спокоен, но к вечеру всё изменилось: появился жар, пульс участился до 130 ударов в минуту. Всю последнюю ночь с ним просидел Даль. Между прочим, Пушкин спросил его:
— Кто у жены моей?
— Много добрых людей принимают в тебе участие, зала и передняя полны с утра и до ночи, — сказал Даль.
— Ну, спасибо, однако, поди, скажи жене, что всё, слава богу, легко, а то ей там, пожалуй, наговорят!
Когда боль его особенно одолевала, он крепился, чтобы не стонать. Даль, видя это, говорил:
— Не стыдись боли своей, стони, тебе будет легче.
Пушкин отвечал:
— Нет, не надо стонать; жена услышит; и смешно же, чтоб этот вздор меня пересилил; не хочу.
На рассвете 29 января Жуковский вывесил для сведения приходящих справляться о состоянии здоровья Пушкина бюллетень: «Первая половина ночи беспокойна, последняя лучше, но еще нет и быть не может облегчения».
Поутру Пушкин несколько раз призывал жену. Доктора нашли, что его положение совершенно безнадежно, Арендт прямо сказал, что ему осталось жить часа два, но к середине дня ему вдруг стало легче. За полчаса до смерти он открыл глаза и попросил своей любимой моченой морошки. Когда ее принесли, он внятно произнес:
— Позовите жену, пусть она меня покормит.
Доктор Спасский пошел за Натальей Николаевной. Она с коленей поднесла ему одну ложечку с морошкой, другую и припала к нему лицом. Пушкин погладил ее по голове и сказал:
— Ну, ну, ничего, слава богу, все хорошо!
Обрадованная Наталья Николаевна, выйдя из кабинета, сказала собравшимся:
— Вот вы увидите, что он будет жив!
В это время наступила смертельная агония. Далю он сказал:
— Мне было пригрезилось, что я с тобою лезу вверх по этим книгам и полкам. Высоко — и голова закружилась.
За пять минут до смерти Пушкин просил повернуть его на бок. Друзья исполнили его волю. Он едва внятно
— Хорошо.
Потом, немного погодя, прибавил:
— Жизнь кончена!
Даль не понял и ответил:
— Да, кончено, мы тебя поворотили.
Пушкин тихо возразил:
— Жизнь кончена.
Через несколько мгновений он произнес последние слова:
— Теснит дыхание.
Наталья Николаевна возвратилась было в кабинет в самую последнюю минуту его жизни, но ее не пустили.
В 14 часов 45 минут 29 января 1837 года Пушкин скончался. Даль прошептал: «Аминь!» Доктор Е. И. Андреевский, наложив пальцы на веки умершего, закрыл ему глаза. Жуковский пристально вглядывался в его лицо. Впустили Наталью Николаевну, всё еще не верившую, что он умер. Она бросилась перед ним на колени, волосы рассыпались по ее плечам. С отчаянием простирая к нему руки, она повторяла:
— Пушкин, Пушкин, ты жив?
Бесчувственную, ее уложили в постель; в ее широко раскрытых глазах, казалось, погас всякий признак жизни. Находившаяся рядом с ней княгиня Вяземская не могла забыть ее страданий. Ее поразило, что конвульсии гибкого стана Натальи Николаевны были таковы, что ноги доходили до головы. Судороги в ногах еще долго ее мучили.
Княгиня Долгорукова слышала, как уже перед самой кончиной Пушкин, прощаясь с женой, сказал:
— Ступай в деревню, носи по мне траур два года и потом выходи замуж, только за человека порядочного.
Вяземский оценил отношение Пушкина к Наталье Николаевне в последние дни жизни: «Его чувства к жене отличались нежностью поистине самого возвышенного характера. Ни одного горького слова, ни одной резкой жалобы, никакого едкого напоминания о случившемся не произнес он, ничего, кроме слов мира и прощения врагу». Ему вторил А. И. Тургенев: «Жена в ужасном положении; но иногда плачет. С каким нежным попечением он о ней, в последние два дня, заботился, скрывая от нее свои страдания».
Глава шестая. ВДОВА
«Бог мне свидетель, что я готов умереть за нее; но умереть для того, чтобы оставить ее блестящей вдовой, вольной на другой день выбрать себе нового мужа, — эта мысль для меня — ад».
Последний долг
После кончины Пушкина для Натальи Николаевны наступили не менее тяжелые дни, чем те, когда он умирал. Теперь она, уже вдова, должна была исполнять печальные обязанности: облачиться в траур, принимать соболезнования, отдать последний долг покойному — открыть дом для всеобщего прощания, подготовить отпевание и похороны.
С. Н. Карамзина писала брату Андрею, какой она застала Наталью Николаевну 30 января, на другой день после смерти Пушкина: «В субботу вечером я видела несчастную Натали; не могу передать тебе, какое раздирающее душу впечатление она на меня произвела: настоящий призрак, и при этом взгляд ее блуждал, а выражение лица было столь невыразимо жалкое, что на нее невозможно было смотреть без сердечной боли. Она тотчас же меня спросила: „Вы видели лицо моего мужа сразу после смерти? У него было такое безмятежное выражение, лоб его был так спокоен, а улыбка такая добрая! — не правда ли, это было выражение счастья, удовлетворенности?“ К сказанному по-французски она добавила по-русски: „Он увидел, что там хорошо“». Высказав это, она стала судорожно рыдать, вся содрогаясь.