Наташа, не реви! Мы всё починим
Шрифт:
Разглядываю. Дорогой. Хорошего качества. Но...
– Нет.
Может, потому что Саша меня старше, а может ещё по какой причине, каждый раз пообщавшись с ним, чувствую себя моложе и легче. И хочется удержать это ощущение подольше! Пусть будут Лизины джинсы и ее короткий пуловер с пышными рукавами. Сама бы я себе такое, конечно, ни за что не купила. Но раз уж случай надел их на меня...
– Вот это всё, - дёргает меня за пуловер, - тебе не по возрасту. Это пошло и безвкусно.
"Значит,
– Мам, - уклоняюсь я опять от нее.
– Во-первых, у меня или белые кроссовки, или черные ботильоны на двенадцати сантиметровом каблуке. Ни то ни другое надеть с этим костюмом нельзя. Во-вторых, спасибо большое, но одежду мне пожалуйста не покупай.
Обидевшись, уходит к плите.
– Неблагодарная... Ну иди в тряпках, позорь мать.
И я быстрей уже одеваюсь, чтобы 'идти позорить мать", пока она не добавила мне ещё каких-нибудь тяжёлых мыслей в нагрузку.
– А на голове у тебя что?
– Волосы, мам.
– Собери!
– Нечем, - развожу руками.
Но она недовольна тем, что я отделалась слишком легко. И как только я хватаю сумочку, ее срывает.
– А они все такие! Все до одного - кобели! Ты думаешь, одного на другого поменяешь и все?! Нет, моя дорогая, нет! Этот ещё хуже будет, вот увидишь... Вот увидишь...
Сбегаю поспешно за дверь.
Сердце болезненно стучит.
Господи, да я и так его уже заранее ревную к его работе и коллегам! Не с женой же он приспособился у стеночки не раздеваясь так горячо трахаться! Я все это и сама понимаю, не такая уж дура.
Зачем мне это всё накидывать?! Неужели мама не понимает, что это делает мне больно?!
Я может верить хочу в настоящих и стоящих мужчин.
Но энергия моя сожрана, и я уже не чувствую себя молодой и красивой, как после Саши. А снова так себе разведенкой бальзаковского возраста.
И совершенно никаких сил встречаться теперь с коллегами, смотреть им в глаза и улыбаться, делая вид, что я в порядке.
И сейчас бы я отказалась от предложения подхватить студентов. Но ведь уже пообещала...
Уныло плетусь в университет.
И так дерьмово душеньке моей, что стоя у крыльца, я звоню Саше. Чтобы хоть немного вернуть того самого ощущения.
– Иштаров.
– Привет, - выдыхаю, вылавливая из себя улыбку.
– Что случилось?
– подозрительно.
– Нет... Ничего. Просто очень захотелось позвонить.
– Ну... Похвально, Наталья Антоновна, - шутливой интонацией.
– Саш... А ты можешь меня забрать? В девять. Из университета, - решаюсь я, пытаясь скрыть надрыв в интонациях.
– А что ты там делаешь? В девять.
– Пришлось вернуться на работу. Заочники. И мне очень тяжело здесь.
–
– Перезвоню.
И я растерянно кручу в руках телефон. Не перезванивает. Мне становится ещё хуже...
Как полная размазня поднимаюсь на кафедру. В груди жжет от гадливости.
Открываю дверь кафедры.
– Добрый вечер.
На кафедре Слава и пара наших сплетниц постарше меня.
– Наталья Антоновна!..
Они так рады... Так рады... Что я вернулась.
Натянуто улыбаясь, киваю.
Вячеслав Иванович тоже выдавливает скупую улыбку, немного неловко разводя руками. Мол... "Добро пожаловать".
Оглядываюсь и понимаю, что мой стол... Мой бывший стол... завален полностью папками, курсовыми, пластиковыми полками. И все это высокой грудой лежит так, что тронешь и все посыпется и засыпет кафедру до потолка.
Стою как сирота, не понимая куда сесть.
На кафедре всего четыре стола не считая моего. На двух - наши тётушки. Один у Славы и ещё один - для ассистентов. Там сидела Анаит.
Ну что ж теперь...
Ставлю сумочку на него.
Пульс оглушающе стучит.
Не зная, куда себя деть, включаю чайник. Вытаскиваю из своего стола кружку. От их взглядов очень неприятно и токсично разъедает в грудной клетке.
Сплетницы тихо перешептываются, многозначительно играя бровями друг другу. Не знаю уж о чем они. Но моему растревоженному сердцу кажется - обо мне, Анаит, Славе.
Надо подготовиться к лекции, но я вообще не способна сейчас...
– Как у Вас дела, Наталья Антоновна? Говорят, Вы ищете другое место?
– Дела у меня хорошо, спасибо.
Господи, зачем я согласилась?!
В подставке для ручек лежит жидкая помада Анаит цвета фуксии в потёртом прозрачном тюбике. Остатки стекли вниз кляксой.
Вот, возможно, именно на этом столе они и трахались. Такая вот гадость...
Брезгливо вытаскиваю ее, бросаю в мусорку.
Делая глоток, обжигаю рот. На глаза наворачиваются слезы.
– Вячеслав Иванович, а как дочь то назвали?
– Каринэ... Карина...
– хмуро, не отрывая взгляда от бумаг.
Саша, забери меня, пожалуйста! Просто забери отсюда! Эвакуируй меня.
– Тук-тук...
– Можно?
– заглядывают студенты.
Заваливает толпа парней. Это мои, с прошлого семестра. Поток Лизы.
Ромочка, Марат, Иван, Май... Спортсмены. Красавцы все! И словно ведро тестостерона выплескивается на кафедру вместе с ними.
Отгораживают меня, облепляя стол. Мне неожиданно становится полегче. Эти уж точно рады меня видеть.
– Наталья Антоновна!
– сверкают зубами, улыбаясь.
– А у наших заочников Вы будете вести и принимать?