Натиск
Шрифт:
Так что и в случае, когда скрещивающиеся атаки так и не сомкнулись, для чего нужно было еще пробить около восьмисот метров, организованные, слаженные, выстроенные в построение пехотинцы делали свою работу на отлично. Арбалетные болты и стрелы летели во врага, некоторым сельджукским конным не получалось даже выстрелить из лука. Такая давка была, что они все реже отвечали, порой толкаясь с соседом. Так что и пехотинцы то и дело, но теряли людей, в основном, это были раненые. И эти потери были незначительны.
Следом за пехотным построением шли люди, задачей которых было вытянуть своих с поля боя, чтобы оказать первую помощь, хотя бы просто перевязать рану, остановить кровотечение, а после быстро оттянуть в развернувшиеся две лекарни. Конечно, военно-полевая медицина
Так что не только подорожник прикладываем к отрубленной ноге, но и зашиваем культю. Сложно сказать, насколько эти достаточно примитивные меры помогают, что человеку, к примеру, без руки, оказывается помощь — это даёт большой шанс, чтобы этот человек всё-таки вышел. Ранее же, если воин потеряет в бою руку, так его никто и не будет лечить, возможно, даже и добьют на поле боя от всей христианской милости, чтобы не мучился, если, раненый потерял сознание от потери крови.
— Воевода, брат мой, князь, — обращался ко мне государь на Военном Совете, собранном сразу после окончания сражения.
Еще союзные половцы гнали врага, те мизерные крохи султанского войска, что осталось от сельджуков, еще не нашли сраженного султана под грудами тел противника, а мы уже совещаемся.
Подобное обращение о многом говорило. Государь назвал меня своим братом, что по всем обычаям, как и прошлого, так и будущего, много значит. Он приравнял меня к себе. Впрочем, когда двум людям не болеющим скудоумием, и не занимающимся самолюбованием, когда им нечего делить, почему бы не назвать друг друга братьями?
А нам делить, действительно, нечего. Всё, история Братства, как по мне, таки закончилась. Нет есть воевода Братства, мой дядя Алексей, есть тысячные Братства, сразу два: это Лис и Ефрем, Боброк будет назначен наместником в Пермском крае. Но статус Устава обновлённого Братства звучит теперь таким образом, что оно не может иметь большое войско, что обязано готовить братьев именно для войска государя, и лишь заниматься тем, чтобы осваивать новые земли на востоке уже Великой страны.
И, нет, я не отошёл от дел. Просто, это сражение — последнее для меня в статусе воеводы Братства. В дальнейшем государь уговорил меня быть его ближним советником и главным воеводой всей Руси. Я долго думал над этим назначением, предполагал даже отказаться. Несколько щемило сердце, что моё детище, моё Братство, выполнив свою великую миссию, по сути, это многие будут отрицать, но, создав Россию, кануло в Лету. Ведь, какие подвиги не будут совершены на востоке страны, всё равно Братство уже не будет играть столь значимую роль, как ещё полгода назад.
Но разве должны люди, которые искренне желают своей стране процветания, выбирать, где они, на самом деле, могут пригодиться своему отечеству? Вот и я решил, что буду сидеть в Киеве, смотреть, чтобы молодой государь всея Руси не натворил каких непоправимых ошибок. Сюда же, в Киев, я перевожу и свою семью. Негоже любимым мне людям находиться за тысячу километрах от того места, где я несу свою службу.
Заодно налажу столичные производства, займусь перестройкой сельского хозяйства в округе. Я думал уже о мире, а царь все еще не мог забыть войны и продолжал вещать:
— Это победа наша общая! Судя по тем донесениям, которые приходят, византийцы всё-таки придержали своих коней, не стали наступать на сельджуков, дождались того момента, как мы их разобьем. Но здесь ты, Алексей, — государь указал на командира ромейских катафрактариев, моего товарища, с которым мы громили ещё в Константинополе европейцев. — Так что нет у меня никакой обиды.
Ещё бы у него была обида! Теперь Россия может заявлять не просто о полноправном Союзе с Византией, а о том, что она в этом союзе претендует называться первым государством. Ведь то, что не удалось ромеям разбить сельджуков, проигрывая им, и сдавая свои территории на протяжении веков, это сделали русские ратники. Мы уничтожили султанат. Начали
— Твои люди уже подсчитали, сколько мы взяли добычи? — спросил государь у воеводы Димитра, и на его лице расплылась улыбка.
Уже через несколько часов после сражения, царю, конечно же, всё доложили. Была взята казна султана, а он принес, если считать в эквиваленте на русские гривны почти с двадцатью тысячами серебряных слитков. Вероятно, хотел рассчитаться со своими союзниками за участие в битве.
Было взято так же множество телег с провиантом, баранов теперь нам есть-непреесть, нужно говорить с царем, чтобы овец передал половцам, чтобы они еще больше поставляли мне и в Киев шерсти. Было взято также огромное количество коней, телег, оружия и доспехов. К слову, весьма неплохих, порой, броней. Об этом и доложил Димитр, который получил ранение в ходе сражения, но его вовремя нашли мои лекари и успели оказать первую медицинскую помощь. Оказалось, что этого было достаточно, чтобы воевода смог даже присутствовать сейчас на Военном Совете.
Две недели понадобилось нам для того, чтобы начать отправлять большие обозы в сторону Биляра, где они должны были после переправляться по Волге в Нижний Новгород и дальше. Частью отправлялись обозы через степь в Тьмутаракань. С пленными никто не церемонился. Брать выкуп, как стало понятным, будет просто не с кого. Здесь был весь свет сельджукской империи, а византийцы начинают своё наступление, крестоносцы жмут сельджуков с юга, уже в ближайшее время такой страны просто не станет.
Через две недели, отправив добычу, наступление начали и мы. Эти земли России были не нужны. Хотя, мы собирались создать большое грузинское царство, которое стало бы союзной России и своего рода буфером. Но территории нам нужны были для того, чтобы их потом выгодно продать своему союзнику, Византийской империи. Поэтому летучими отрядами ангелов в спешке захватывались все деревни, поселения, которые были у сельджуков. Конечно, грабили, люди частью уводились, ремесленники получали гарантии безопасности. Несколько крепостей оказывали сопротивление, но их просто обкладывали, и двигались дальше. Сдадутся, здесь даже штурма не нужно. В султанате царило уныние, а мы предлагали главное — жизнь.
Я думал расселить частью ремесленников и даже крестьян на русские черноземы. Нам без экстренных мер лет сто разрабатывать эти земли, заселять их. А тут вполне себе можно найти… христиан. Так уж складывается, что нельзя России иметь большой исламский элемент у себя.
В какой-то момент нам стали помогать даже наши враги. Каракитаи и туркмены решили порезвиться на землях умирающего подранка. Сами они частью смогли сбежать с поля боя. Так они хотели не только, якобы, заручиться нашим прощением и даже благодарностью, но и кое-что себе приобрести. Пока их никто не трогал, но ясно, что такие союзники, которые будут терзать все эти земли, ни к чему ни Византии, да и России они здесь особо не нужны. Чтобы ослабить Византию, нам достаточно будет вооружить венгров или же воодушевить сербов на расширение своего государства. А вот восток нужно очищать.
Чингисхан ведь привёл на Русь не столько непосредственно самих монголов, сколько собрал в своё войско огромное количество различных народов Азии. Если прямо сейчас у этих самых народов выбить почву из-под ног, забрать у них часть крепостей, — то не будет у Чингисхана шансов пополнить свое воинство.
Киев встречал победителей ликованием. Ещё раньше, когда только случилась победа, когда ещё на поле боя стонали раненные, уже отправились вестовые с текстом, который должен был быть напечатан в огромных количествах на тех печатных станках, что находились в Воеводино. Воодушевление, гордость за свою державу, желание быть причастным к победам — вот те скрепы, которые дают возможность создавать мощное, централизованное государство. И мы делали информационную повестку единой по всей России. Пусть каждый гордиться!