Natura bestiarum.
Шрифт:
— Тоже крепкий парень, — отозвался Бруно. — В его возрасте болезни или валят всерьез, или проходят быстро. Кроме того, я оплатил Альфреду печь, и сегодня он впервые спал в теплой комнате.
— Может быть, может быть, — отстраненно согласился охотник, отодвигая от себя опустошенную тарелку, и неспешно поднялся.
— Что-то не так? — не слишком удачно скрывая настороженность, уточнил Бруно, и тот неопределенно качнул головой:
— Не знаю… Прежде чем оставлять вас одних в этой теплой компании, хочу разрешить пару возникших у меня вопросов. Не скажу сейчас, каких; не желаю понапрасну мутить воду,
— Что?
— Так скажем — у меня появились некоторые нехорошие подозрения… Скажи вскипятить еще воды. Пускай он пьет, пока назад не полезет, и смени ему повязку.
— Повязка подождет, — возразил Курт, когда охотник покинул трапезный зал, и, опершись подрагивающей рукой о стол, тяжело поднялся, прислушиваясь к себе и пытаясь понять, насколько он способен держать вертикаль. — Понимаю, что тебе приглянулась Амалия, что парнишка тебе по сердцу, но — постарайся не хвататься за оружие без крайней нужды. У меня тоже появилось одно неприятное подозрение.
— Неужто он догадался? — напряженно пробормотал помощник, глядя вслед ушедшему. — Но как?
— Я на его месте догадался бы тоже, а с чего бы нам полагать Яна настолько тупей меня?
— С того, что ты понял, что к чему, еще вчера, а у него пока лишь только подозрения.
— Я обязательно продолжу принимать от тебя лавровые венки, — вздохнул Курт, осторожно двигаясь к лестнице. — Только после — если сейчас Ян не поднимет шума, и вся эта братия, собравшись кучей, не закончит то, что начал наш мохнатый приятель.
— Думаешь, поднимут руку на инквизитора?
— И опустят, — серьезно согласился он, понизив голос, когда на них обернулся Карл Штефан. — Посему — будем надеяться, что меня хотя бы не срубит в беспамятство; если не отбиться, так, быть может, сумею хотя бы отбрехаться… Идем.
Ступени лестницы, когда Курт двинулся вперед, показались вдвое выше, стена, о которую он опирался, словно уплывала из-под ладони в сторону; горечь в желудке подобралась к самому горлу, и от любого движения по всему телу в голову словно простреливала молния. Лестница все тянулась и тянулась, кажется, становясь все длинней и длинней, и заставить себя поднять ногу для следующего шага было все труднее с каждым мгновением. Ступени кончились, когда из-за поворота коридора донесся испуганный голос Амалии и громко хлопнула дверь. Зажмурившись, чтобы хоть немного изгнать из головы боль и цветных мошек, Курт приостановился, переводя дыхание, и снова пошел вперед, пытаясь ускорить шаг.
— Ну, Бруно, самое время начать молиться, — выговорил он тихо, толкнув створку двери в комнату Хагнеров.
Макс застыл у дальней стены, напрягшись, точно перед прыжком, Амалия, бледная, словно снег за окном, неотрывно смотрела на руку Ван Аллена, стоящего у порога — ладонь охотника лежала на рукояти железного меча, висящего у пояса.
— Какого черта ты тут забыл? — не оборачиваясь, поинтересовался тот, когда помощник, войдя следом, закрыл за спиною дверь. — Ты вообще должен лежать в постели.
— Не думаю, что сейчас самое подходящее для этого время, — возразил Курт, медленно обходя его стороной и шаг за шагом приближаясь к Хагнеру. — Что тут происходит?
Амалия молча сжала губы, пытаясь не заплакать, подняв на него дрожащий взгляд, и Ван Аллен вздохнул:
—
— Что именно? — царапая горло каждым звуком, уточнил он; тот кивнул:
— Сейчас все поймешь… Этой ночью, когда все сбежались на шум, эти двое продолжали спать, как убитые. Никто не появился — ни она, ни мальчишка. Потом я решил — проснулись, но не стали выходить, испугались. Но. Позже, ближе к утру, Мария кое-что мне рассказала. Когда мы выгнали ее снизу, она, понятное дело, тоже испуганная, решила постучаться в комнату к ним — ей было страшно оставаться одной. И — знаешь что? Они не открыли. Не «не впустили к себе» — за дверью просто-напросто была тишина. Если бы они проснулись на стук и не захотели открывать, хоть что-нибудь, да сказали бы, верно? Так что ж — спали? Никто не сможет продолжать дрыхнуть, когда к тебе в дверь ломится испуганная девица, жаждущая общения.
— Бывает всякое.
— Да? — усмехнулся тот. — Однако сегодня утром, когда мы повстречались с вервольфом снаружи, когда вернулись — они оба явились уже через минуту. Примчались, как на пожар, хотя шума и криков, скажу, было куда меньше. И последнее. Я надеялся постоять под дверью и послушать, о чем будут говорить — после завтрака они ушли как-то уж больно поспешно… Я даже не успел как следует пристроиться и в первые же мгновения услышал главное. Знаешь, что они стали обсуждать тотчас, как только вошли? То, что нельзя навесить на него столько железа незаметно для всех нас.
— Вот как, — отметил Курт неопределенно, сделав еще два шага и оказавшись между ним и Хагнером; охотник нахмурился:
— И все? И это все, что может сказать инквизитор при исполнении, узнав, что в соседней с ним комнате обосновался оборотень?! Это я слышу от знаменитого Молота Ведьм?! Мальчишка — вервольф, доходит это до тебя?!
— И что же, по-твоему, он делал этой ночью?
— Откуда мне знать! Бегал под стенами, пытаясь вместе со своими приятелями вломиться внутрь!
— И для этого, уже будучи внутри, вышел наружу?
— Что-то я тебя не совсем понимаю, — раздраженно бросил Ван Аллен. — Ты сомневаешься в моих выводах или…
Он вдруг запнулся, оборвав самого себя на полуслове, и замер, переводя все более мрачнеющий взгляд с Курта на по-прежнему молча стоящего поодаль Хагнера.
— Ах, черт… — выговорил охотник, наконец, отступив на полшага назад. — Поверить не могу… И давно ты знаешь?
— Этой ночью, — не ответив, сообщил Курт, — Макс был в дальней комнате — той самой, из окна которой мы с Бруно обороняли запасную дверь. Он провел там все время с вечера до утра и никакого отношения к происходившему не имел.
— Давно ты знаешь? — повысил голос Ван Аллен; он вздохнул.
— Со вчерашнего дня.
— Невероятно, — засмеялся тот нервно. — Просто невероятно… Ты знал, что среди нас зверь, и молчал? Да что ж здесь — все скопом с ума посходили?
— Присядь, — предложил Курт, кивнув на табурет у стола, отчего комната перед глазами едва не опрокинулась вниз потолком.
— К черту! — отрезал охотник, сжав лежащую на рукояти ладонь в кулак. — А ты — лучше отойди. Не знаю, что сейчас творится в твоих мозгах, но, боюсь, в твоей неспокойной жизни по голове тебе доставалось слишком часто.