Натянутый лук

Паркер К. Дж.

— Нужно ли мне отвечать? — спросил Горгас. Она отрицательно покачала головой:

— Нет, конечно, вопрос глупый. Слишком просто списать все на сумасшествие. В чем же тогда ответ? Мы не такие, как все?

Горгас поджал губы.

— Ты начинаешь понимать. Наша семья — небольшая группка воинов, как налетчики из Шастела. Мы на вражеской территории, где все против нас; поэтому идем на все, ведь их так много, а нас так мало, они враги, но и мы имеем право выжить. Мне нравится думать, что мы — особый вид животных. Животных можно убивать ради еды или меха или потому, что они свили

гнездо на твоей крыше. Нет, дело не в том, что мы лучше, чем они, мы просто другие. Есть люди, которых можно убивать, а есть — которых нельзя. Поэтому я прощаю Бардаса, и поэтому ты должна сделать то же самое.

Исъют пожала плечами:

— Поверю тебе на слово, может, он самый лучший из нас. Но именно он причинил мне вред, Поэтому только его я ненавижу. А все остальное не имеет значения.

Горгас кивнул:

— Наверное, тебе кажется, что я сильно переживаю по этому поводу, но это не так. Просто я хочу сказать, что у него другой взгляд на ценность человеческой жизни. — Он поднялся. — Знаешь, я рад, что мы поговорили. Ситуация прояснилась. Согласна?

Исъют неопределенно махнула рукой.

— Ты правда сделал это? — спросила она. — Открыл ворота Города и впустил врага?

Горгас распрямил плечи.

— Одни враги убили других врагов. Не я начал войну. Я не убил ни единого человека. Как ты сказала, я только отодвинул засов. Дядя Бардас не начинал войны. Темрай не начинал войны. Твой дед Максен не начинал войны.

— О Боже, — сказала Исъют, — я совсем о нем забыла.

— И еще кое-что. — Горгас наклонился, чтобы забрать пустую тарелку. — Твой отец не насиловал твою мать. Просто так в то время зарабатывали деньги… Ну, — добавил он, нахмурившись, — кажется, я ничего не забыл? По крайней мере я был откровенен с тобой. Этим я всегда гордился, своей откровенностью с людьми. Есть пословица: семью не выбирают.

— Доктор Геннадий!

Если бы я был таким старым, как я себя чувствую, то не смог бы услышать тебя.

Геннадий прибавил шагу.

— Доктор Геннадий, подождите!

Бесполезно, печально подумал Геннадий. Он обернулся и увидел Фолько Боверта.

— Мастер Боверт, — вежливо поздоровался он.

— Вас нелегко найти, доктор, — запыхавшись, проговорил Боверт. Фолько Боверт всегда был где-нибудь поблизости намного чаще, чем требовалось. — Думаю, пришло время серьезно поговорить о проблеме на Сконе.

— С удовольствием, — вздохнул Геннадий.

Он разговаривал с Фолько всего несколько раз, как сейчас или в приемной факультета, но знал его достаточно хорошо, а особенно привычку преуменьшать все происходящее в мире и низводить до уровня заурядной торговой сделки. Поэтому все, связанное со Сконой, стало «проблемой на Сконе», как все, связанное с коммерческой деятельностью Фонда, оказалось «проблемой баланса выплат». Само собой разумеется, качеством, которое помогло ему подняться так высоко по карьерной лестнице (помимо того, что он потомок семьи Бовертов в пятом колене), стала его способность четко мыслить, отбрасывать лишнее и концентрироваться на сути.

Энергичный Фолько вытеснил его в крытую арку, и Геннадий пристроился

на краешке деревянного льва, в то время как собеседник удобно откинулся в широком каменном кресле.

— Спасибо, что нашли время, — сказал Фолько. — А теперь о проблеме на Сконе. Нам нужна ваша помощь.

На минуту Геннадий испугался. Пришла мысль, что Фолько из-за какой-то странной путаницы во фракциях желает, чтобы он руководил следующей облавой на Сконе; Геннадию этого не очень-то хотелось. Он все еще обдумывал такую возможность, когда Фолько заговорил.

— Видите ли, — начал он громким шепотом, который был отлично слышен в радиусе пятисот метров. — Мы считаем, что военная операция — традиционная военная операция — не является сейчас идеальным решением. Поэтому мы пришли к выводу, что пришло время исследовать подходы.

Боже, — подумал Геннадий со смесью ужаса и изумления, — толстый дурак говорит о магии. Он хочет, чтобы я наслал на повстанцев потерю памяти. Он на самом деле думает…

— Мне непонятно, каким образом философ, далекий от реальностей мира, может советовать такому практичному человеку, как вы…

— Другие подходы, — повторил Фолько. — О, я слышал все об опытах, которые вы и патриарх Алексий ставили в Перимадее. Также мне известно, что эти опыты закончились провалом. Но мы полагаем, что в условиях войны в Перимадее любые опыты, даже проведенные и продуманные самым тщательным образом, были изначально обречены на провал. В то время как с проблемой на Сконе…

Геннадий посмотрел Фолько в глаза. Без сомнения, этот человек искренне верит в магию, конечно, верит, ведь магия отлично решит все проблемы его фракции и семьи, а значит, должна сработать. Сработает хотя бы потому, что Боверту это нужно.

Ну, что ты собираешься делать? Отказаться? Нежелательно. Учитывая, что это место ты получил благодаря слухам, что магия действует и что ты знаешь, как колдовать. Так тебе и надо за то, что зарабатывал на жизнь, продавая змеиное масло.

— Понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Геннадий, но тут на него нашло вдохновение. — И разумеется, я уже некоторое время исследовал различные возможности и подходы. Но, боюсь, я столкнулся с кое-какими трудностями.

— Трудностями? — переспросил Фолько таким тоном, будто речь шла о каком-то мифическом животном или чудище. — Понятно. Какого рода?

— Все очень просто, — сказал Геннадий. — У вас есть я, а на Сконе — патриарх Алексий. Боюсь, мы исключаем друг друга, что означает, что я устраняю его проклятия, а он — мои. В конечном счете ни один из нас ничего не добьется. Мы только докажем, что не в силах использовать магию друг против друга.

Ноздри Фолько затрепетали, когда Геннадий произнес заветное слово «магия», слово, которое он ни за что бы не использовал, если бы перед ним не стояла влиятельная фракция в лице Фолько. Но как только слово слетело с уст доктора, тот сразу изменился в лице, стал похож на свинью, которая испугалась, услышав скрип открывающихся ворот.