Натюрморт

Герасимов Сергей Владимирович

– О чем тебя предупредили?

– Она каждому вешается на шею. В прошлый раз был большой скандал, потому что она заразила женатого мужчину.

– Заразила чем? – спросила жена.

– У нее СПИД.

– Брехня.

– Во всяком случае, мне так сказали.

– Если бы я знала заранее, нас бы тут не было.

– Вот поэтому я и не сказал. Это же не передается просто так, птичка моя, воздушно-капельно.

В полдень группа достигла наиживописнейшего места маршрута (без учета рощи с секвоями) и расположилась на отдых. Где-то невдалеке были развалины

древней крепости, которую строили не то турки, не то греки, не то моавитяне. С развалин открывался особенный вид на море, море казалось не плоско лежащим, а приподнимающим голову, чтобы поглядеть на тебя – это из-за высоты, двести пятьдесят два метра над уровнем. Так красиво, что хочется взлететь и не падать.

Полный штиль. Никого вокруг, кроме мушиного зуда. Для удобства посетителей внутри полукруга развалин поставлены скамейки; скамейки прикручены проволокой к железным крючкам, вбитым в землю на глубину двух с половиной недоступных метров, и на каждой скамейке инвентарный номер – это означает, что скамейки принадлежат ответственной организации и просто так их не украдешь. Даже и не пробуй, уважаемый друг.

На скамейке двое: он и она.

– Понимаешь, Маша, жена и сын, – сказал Дорош А. Я. – Это ведь так просто не сбросишь со счета. Мы вместе уже двадцать два года. И она очень несчастный человек.

– Я думаю, с тобой ей хорошо, – сказала Марина Григорьевна так, будто уронила голос.

– Она очень больна.

– Сердце?

– Почему именно сердце?

– Потому что я не знала, как спросить. Никогда не знаешь, как об этом спросить.

– Нервы. Она очень нервный человек и нуждается в уходе.

– В твоем уходе.

– В моем.

– Я так и знала, что ты скажешь что-нибудь такое.

– Почему?

– Потому что ты настоящий, а все настоящие давно разобраны, на мою долю не осталось.

– Не говори так.

– Ты прекрасно знаешь, что это так.

Она встала, посмотрела на синий блеск и села ему на колени, обняла одной рукой, положила ладонь на ухо, дважды хлопнула: тук-тук, продолжая смотреть вдаль.

– У тебя губы красивые, – сказал он.

– Ты прекрасно знаешь, что некрасивые. Были бы красивые, ты бы их давно уже целовал.

К вечеру группа накупалась, наелась шашлыков, нажглась на солнце, выспалась и даже наслушалась новостей по приемнику. Вода была мутной, солнце – колючим и просто бешеным, новости, как всегда, гнусно лгали и пугали. Приемник шипел и не ловил намеченного: отломали антенну, поставили между камней, она наклонилась, и была трогательная стремительность в легком ее наклоне – стремление к эфирной выси. Шашлыки пахли пережаренным мясом и не пахли шашлыками. Спать надоело.

Становилось положительно скучно. Две толстые, но спортивные сестрицы лет двадцати положили бадминтон в чехольчики и изъявили неуверенное желание идти дальше.

– Подождем Марину Григорьевну и пойдем, – предложила одна из сестричек.

– Можете долго ждать, – заметила в сторону жена небритого туриста.

– А что с ней?

– С ней течка. Так, кажется, это называется?

Небритый турист кивнул.

– Когда мы вернемся, предлагаю сообщить администрации. Думаю, что вы тоже поставите свои

подписи.

– Она ушла вместе с этим, который?… – наивно спросила вторая сестра.

– Ну а с кем же еще, девочка? – жена небритого туриста сделала очень большие глаза.

– Мы ведь не в каменном веке живем, – предположила первая сестричка, – и свободные люди имеют право любить друг друга.

– Не знаю, как там у свободных, а она при исполнении обязанностей. А у него кольцо на пальце. А если бы с нами были дети?

– Может, она бы не вела себя так.

– Уверяю вас, девочки, она вела бы себя точно так же. Мне ли таких не знать?

– Что ты имеешь ввиду? – спросил небритый турист.

– Я имею ввиду, что все мужчины, не исключая тебя, кобелеют, как только остаются одни. И попробуй только сказать, что я не права – я тебе припомню. Я предлагаю позвать нашего рыболова и больше никого не ждать.

Наш рыболов отошел метров на двести и стоял по пояс в воде – далеко от берега. Значит, нашел какой-нибудь подводный камень. Кулек с возможной рыбой рыболов крепил к плавкам.

Когда они спустились к морю, солнце уже таяло в дальних облаках, как мороженое в жаркий день. На пляже никого не было. Костер слегка дымился и дымок поднимался вертикально, синея на фоне скалы, и белый на фоне темнеющего неба. У костра разбросана картофельная и апельсиновая кожура. Тут же пустой флакончик Pantene. Далеко в море идет кораблик: он ходит по расписанию, через каждый час и пятьдесят три минуты.

– Что-то я не вижу наших, – сказал Александр Яковлевич. – Но если честно, то они мне уже надоели.

– Тебе хорошо говорить, а я на работе.

– Мне бы такую работу, – сказал он весело.

– Не говори о том, чего не знаешь.

– Ну и пожалуйста, не буду. Они наверное, уже пошли. Что там такое?

Маша вынула из-под камня листок и читала его с выражением непрозрачности на лице.

– Что они пишут?

– Это мне.

– Можно почитать?

– Ничего интересного. Пишут, что захотели погулять одни. Такое часто бывает. Это не опасно, здесь ничего с ними не произойдет.

– А зачем же ты нужна?

– Я положена по разнарядке. Как аптечка, карта местности или инструкция к шампуню – и так же нужна.

– Разве к шампуню пишут инструкции?

– Вот, возьми и почитай, если не веришь. Даже если у тебя единственная извилина, то от такого чтения она распрямится.

Она присела к костру и стала раздувать огонек. Угли еще тлели и быстро взяли листок. Мороженое уже совсем растаяло и розово стекало на дымчатый горизонт. Кораблик уплыл, за ним, наверное, летели жадные чайки.

– Когда пойдем догонять?

– Не пойдем догонять. Я хочу остаться здесь.

– Я вижу, у вас здесь совсем мало формальностей.

– Это из-за близости к природе, – сказала она. – Пошли купаться. Здесь совсем нет людей, потому что нет ни автомобильных дорог, ни источников. Я хочу тебя обнять.

Она уже расстегивала ремешок часов.

– Мы сегодня вели себя неосторожно.

– Почему это? Из-за туристов?

– Нет. Вдруг ребенок?

– Ах, ребенок. Это все неважно. Я хочу, чтобы сегодня ночью ты был еще неосторожнее. Пообещай мне.