Научи меня танцевать
Шрифт:
Гонимая голодом, я поднялась и прошлепала в ванну на втором этаже, не заглядывая в кухню. С удовольствием приняла душ, оделась поприличнее и критически осмотрела себя в зеркале. Надо сказать, особой красавицей я не была (впрочем, фигуры по типу песочные часы это не касалось). Довольно простые черты лица, серо-голубые глаза, которые смотрят холодно, а некоторым кажется даже, что надменно. На самом деле надменности или горделивости во мне никогда не было, но люди часто путают с ними абсолютное равнодушие. Мой испанский друг Бэрнардо подолгу мог смотреть мне в глаза, без слов, называя это чтением
Я подмигнула своему отражению и спустилась в кухню.
Максим Игоревич, в домашних тапочках моего отца, стоял у плиты и жарил яичницу. Повернулся на звук и спросил с улыбкой:
– Пообедаете завтраком?
– С удовольствием, - кивнула я и устроилась за столом. Когда с едой было покончено, я довольно откинулась на спинку стула и улыбнулась, - спасибо Вам.
– Вы быстро пришли в норму, - потер он подбородок, размышляя, - я, признаться, струхнул. Хотел уже было скорую вызывать.
Я пожала плечами и начала его разглядывать с веселым озорством в глазах. Сильные руки, кольцо на безымянном пальце отсутствует… положительно, он мне нравился.
– Как Вам удалось? – все-таки спросил он.
– Вы за этим пришли? – в ответ спросила я, глядя ему в глаза.
– Если честно, сам не знаю зачем пришел, – смутился он и отвел взгляд.
– Но этот вопрос был скорее поводом, – помолчал, собираясь с мыслями и посмотрел в упор, сказав вкрадчиво: – Никогда не встречал таких девушек. Сколько Вам, двадцать?
– Двадцать шесть.
– Впрочем, это не важно. Никогда не встречал таких девушек, - повторил он твердо.
– Можно пригласить Вас на кофе?
– я окинула взглядом кухню и засмеялась.
– Черт, я идиот, - покачал он головой, улыбаясь, - совершенно не знаю, как себя вести… Наверное, мне лучше уйти. Рад, что с Вами все в порядке, и большое спасибо за помощь в поисках, если бы не Вы, я даже не знаю…
Он резко поднялся и пошел в прихожую, я прошла следом, привалилась плечом к стене и наблюдала, как он нарочито медленно переобувается, пытаясь найти предлог задержаться. Это все показалось мне ужасно забавным, я хихикнула и подошла почти вплотную, подняла голову, чтобы видеть его глаза и сказала просто:
– Мне бы не хотелось, чтобы Вы сейчас ушли.
Соображал он быстро и взгляды мои понял не двусмысленно.
– Можно Вас поцеловать? – спросил тихо.
Вместо ответа, я обняла его одной рукой за шею, а второй, едва касаясь пальцами, провела от ключицы до мочки уха, не отводя взгляд. Максим прикрыл глаза, слегка улыбнувшись, и осторожно меня поцеловал.
– Василиса, - шепотом позвал он, отстраняясь и проверяя реакцию, - если ты не думаешь продолжать, лучше остановись.
Останавливаться я и не думала, приподнялась на цыпочки и начала целовать его шею, расстегивая рубашку. Он резко подхватил меня
– Максим Игоревич, - со смешком сказала я часа через три, лежа на его плече, - Ваша благодарность за поиски выходит за рамки общепринятых.
– Прекрати… - досадливо поморщился он, - называть меня по имени отчеству! – добавил, смеясь, и навалился сверху и еще два часа пролетели незаметно.
– Жрать-то как охота, - мечтательно сказал он, отдышавшись, - сварганишь что-нибудь?
– Вот еще, - фыркнула я, - ты знаешь где кухня. И вообще, я устала, ты совсем меня заездил.
– Кто кого еще заездил, - ухмыльнулся он, тяжело поднялся и побрел в кухню. Загремел посудой и захлопал холодильником, насвистывая. А я сладко потянулась и задремала, не испытывая ни малейших угрызений совести и проснулась уже когда все было готово.
Максим накрывал на стол и выглядел жутко самодовольным. Подмигнул мне, устроился с хозяйскими видом и принялся увлеченно жевать.
– Тебе не пора? – спросила я через некоторое время, чтобы сбить с его лица это выражение. Подействовало, он даже жевать перестал. Посмотрела исподлобья и уточнил:
– Куда пора?
– Ну, не знаю, куда ты там обычно ходишь? К семье или друзьям.
– Нет у меня никакой семьи, - начал злиться он.
– Ну, может еще чего надо сделать, - равнодушно пожала я плечами.
– Гонишь, значит?
– спросил зло, я промолчала.
– Чем не угодил, можно узнать?
– я продолжила молча смотреть ему в глаза.
– Ладно, - поднялся, отшвырнув вилку.
Обиделся, наверное. Но мне было плевать. Нечего сидеть на моей кухне, точно он делает мне величайшее одолжение одним своим присутствием.
Нервно походил по первому этажу, собирая свои вещи и попутно одеваясь, нашёл только один носок, чертыхнулся и пошел как есть в одном в прихожую. На этот раз быстро оделся и ушел, громко хлопнув дверью.
– Какие мы нежные, - сказала я Палычу, тот тявкнул в ответ и, по-моему, даже кивнул, а я принялась жевать.
Кушать и вправду очень хотелось.
Мухомор, изменивший все
На следующий день меня вызвали в участок. Точнее, часов в девять утра в дверь постучали, и я с удивлением обнаружила на пороге молоденького парня с огненно-рыжими волосами и веснушками по всему лицу. Он показал мне свое удостоверение, такое чистенькое и новенькое, что, казалось, он получил его только вчера. Впрочем, может так оно и было. Заискивающим голосом он попросил меня проехать с ним для дачи показаний. Мол, следствию важно знать, как и при каких обстоятельствах я начала искать и в итоге нашла ребенка.
Я попросила подождать и закрыла перед его носом-пуговкой дверь. Неспешно приняла душ, выпила кофе, с тоской поглядывая в окно, оделась и, наконец, вышла. Парень, а звали его, кажется, Шестаков Вениамин Павлович, переминался с ноги на ногу возле дома, не решаясь меня поторопить. Правильно делал, между прочим. Больше всего я ненавижу спешку.
Уже в участке, проводив меня до кабинета, он постучал и торопливо зашагал дальше по коридору, здорово напомнив шестилетку, пытающегося разыграть соседей по подъезду.