Научи меня
Шрифт:
Вчера, когда я гордо урулила в туман, я все же заметила: и как досталось припаркованной машине, и как Никита укатил на крутом байке. Как только он скрылся из виду, я села на лавочку у подъезда и разревелась как малолетка. Сама его прогнала и сама же расстроена, что он не остановил и не пошел следом. Настоящая женская логика. Вытерев слезы и отогнав образ парня, я пошла в ателье. Отдала шторы, погуляла по району часок и вернулась в ателье. Забрала все и пошла домой.
В прихожей были чужие кроссовки. Вот только не понятно, мужские или женские. Но, проходя мимо комнаты
Как только закрыла дверь, зазвонил телефон.
— Привет, Даш, — я устало опустилась в кресло. Хорошо хоть кресла нам привезли в собранном виде.
— Привет, родная, что у тебя с голосом? Что-то с Валерой? — затараторила подруга.
— С Валеркой все хорошо, у него девушка в гостях, — вторую часть фразы я произнесла шепотом. Не дай бог он меня услышит через тонкие стены.
— Да ладно. А ты ее видела? Как зовут? Это одноклассница? — в этом вся моя подруга Даша. Вопросы сыплются как из рога изобилия. А ее энергия заряжает на все сто.
— Еще не знакомил. Я тут отходила по делам, вернулась, а в прихожей кроссовки и женский смех из комнаты, — в двух словах рассказала я.
— Ну, значит, еще познакомит, — важно сделала вывод Дарья и вдруг переключилась на другую тему без перехода. — Ты прикинь, этот старый козел повесил на меня еще одну ставку! — не сложно догадаться, что таким лестным эпитетом она называет своего начальника.
— А платить за нее хоть будет? — у начальника Даши любовницы менялись как перчатки, и он поощрял их денежным вознаграждением, так как практически все они были его сотрудницами. Но по какой-то неведомой причине любовницы получали блага, а Даша — дополнительную работу.
— Да щаз-з-з-з. Сказал, премию выпишет в конце года. Но мне кажется, я до конца года не доживу, — жалуется приятельница. — Хочу уволиться, достало все.
— Ничего не могу тебе посоветовать. Бери отпуск, приезжай ко мне в гости, посмотри, как мы с Валеркой устроились, — предлагаю вариант развеяться.
— Ты шутишь, что ли? Какой отпуск? Эта старая перхоть Геннадий Сергеевич мне никогда его не подпишет! — в голосе подруги слышны невыплаканные слезы. Это настораживает, потому что я даже и не помню, когда видела ее плачущей. Настолько редко это было. Она всегда была «мисс позитив», излучала энергию и разгоняла любые тучи.
— Даш, ты что, плакать собралась? — я жду ответа, а вместо него слышу хлюпанье носом.
— Нет, все норм. Ладно, старый козел идет, завтра наберу, — подруга быстро бросает трубку, а мое настроение еще сильнее уходит в минус.
Что-то подруга не договаривает.
— Мам, подойти, — крик Валеры вырывает меня из воспоминаний о вчерашнем разговоре с подругой, и я, подскочив с кровати, бегу к сыну.
Матерь божья!!!
— Ты что натворил? — вид окровавленной руки сына вводит меня в шок и секундный ступор.
— Мам, я не специально. За молотком надо было в инструменты лезть. Вот взял нож и хотел рукояткой стукнуть по гвоздю. А она выскользнула и вот, — сын переводит
— Алло, скорая? Сын разрезал руку, да…сильно разрезал… 14… кухонным ножом…. диктую адрес… жду…,— дурацкий разговор с оператором, которая задает массу ненужных вопросов.
Смотрю на себя. Я в ночнушке. Натягиваю джинсы и свитер. Заскакиваю на кухню. Валерка сидит на стуле, руку так же держит над раковиной. Сам бледный как полотно, а полотенце все в крови. Мне сейчас самой плохо станет от вида крови.
Звонок в дверь. Открываю не глядя, мысленно удивляясь, что скорая на самом деле «скорая», а не как обычно. На пороге стоит Никита с цветами и моим свитером в руках. Господи, да не до тебя сейчас!
— Что случилось? — видимо, у меня все написано на лице.
— Валерка руку порезал, сильно, — Никита проходит в комнату и сразу же идет на кухню. А я не успеваю закрыть дверь, как вижу врачей в темно синей униформе и с чемоданчиками в руках.
— Вы скорую вызывали? — спокойная, немного медлительная речь раздражает. Хочу, чтобы они были быстрее: шли быстрее, говорили, спрашивали, осмотрели сына.
— Да, он на кухне, — пропускаю бородатого мужчину врача и молоденькую девушку медсестру в квартиру.
— Что ж вы за ребенком не смотрите, мамаша, — снисходительно пренебрежительный тон обращения коробит, но я проглатываю колкий ответ. — Бахилы есть?
— Нет, проходите в обуви, — я уже раздражена до предела, у меня там ребенок кровью истекает, а они бахилы полезли искать.
— Не положено в обуви, — растягивая слова, отвечает мужчина и снова роется по карманам.
— Номер вашей бригады? — слышу за спиной голос Никиты. Мужчина-медик подобрался вес и перестал рыться в карманах. Наверно, он не ожидал, что в квартире есть мужчина, и потому позволял так по-хамски себя вести.
— А вам зачем? — подозрительно спрашивает медик. Он наклонился и надел бахилы. Не дожидаясь ответа на свой вопрос, прошел на кухню. Следом за ним медсестра.
— Вы извините его, у нас сегодня очень тяжелая смена, — я поняла, насколько ей неловко за поведение коллеги.
Я кивнула, но ничего не ответила. Все же я считаю, что врачи, учителя, полицейские не могут свое личное недовольство или усталость обличать в раздражительность и срываться на других людях, тем более тех, кто от них зависит. Я сама, как преподаватель, придерживалась этого правила. Что бы у меня в жизни ни происходило и какое бы настроение у меня ни было, устала я или нет, но к своим студентам я стремилась относиться непредвзято. Не срывая на них усталость, свои неурядицы и неприятности. Сейчас было не то место и время, чтобы обсуждать поведение врача, потому я сделала вид, что принимаю извинения медсестры. Но все мое миролюбивое настроение улетучилось, когда я, зайдя на кухню, услышала то, о чем этот «недомедик» спрашивает Валерку.