Научиться дышать
Шрифт:
— Будет здорово, — теперь и ее лицо просветлело, и она принялась за яичницу. — Классно. Очень вкусно! Холостяки всегда готовят лучше всяких кухарок, — хихикнула Ирина.
— Холостяки находятся в самом незавидном положении. Никто им борщ не приготовит, только они сами. Но я буду не против, если ты возьмешь эту обязанность на себя.
— Я бы готовила, с радостью, но я не умею… А мультиварки у тебя тоже нет? — Глаза Вересовой быстро прошлись по его кухне. — Ни комбайна, ни блендера, ни хлебопечки… Ничего.
— Я буду учить тебя в выходные дни, не переживай.
— Ну ладно, по рукам, — она подставила ему ладошку для хлопка, и оба рассмеялись, когда дали друг другу «пять».
— Ир, почему ты спрашивала про девственность? — неожиданно сменил тему Иван.
— Сама не знаю. Ты как-то сказал, что думал, будто я невинна. И после этих слов я каждый раз чувствую себя испорченной. Наверное, мне бы хотелось быть идеальной.
— Да ну, брось, — отмахнулся Волков, — вздор. У идеальности уродливое лицо, у нее несметное число аляповатых, безвкусных масок. Мы, люди, вообще не идеальны: ассиметричны, полны ошибок, глупости. В этом наша прелесть — в том, чтобы жить в многомерном пространстве, а не в идеальной плоскости.
— Тебе нравится совершать ошибки, Волчара?
— Не всегда, но иногда это необходимо. Разве Эдисон изобрел бы свою лампу накаливания, не соверши он тысячу ошибок? А многие другие великие вещи были бы у нас, если бы ученые не стерли свой мозг в пыль ошибками и промахами, пока искали решения? Род человеческий изначально идет по дороге, устланной оплошностями, заблуждениями и грехами. А идеальный мир таков: холодный, невзрачный, все имеющий с зари мироздания, равнодушный. Нет, я бы не хотел в таком жить.
— Вань, иногда тебя слушать — просто чудо! — сказала Ирина, сидевшая, подперев щеки руками и внимательно слушая его. — Ты такой мудрый.
— Хочешь не хочешь, а жизнь эту мудрость тебе в подкорку зашивает, — он слегка постучал себе по лбу. — Только совсем уж никчемный человек не вынесет ничего из этой жизни, прожив почти тридцать лет.
«Похоже, я одна из таких людей», — подумала Вересова, все чаще ощущая себя глупенькой красивой девочкой на фоне этого зрелого, рассудительного мужчины.
С завтраком давно было покончено, но никто не двигался с места. Волков наслаждался видом Иры в его собственном доме, в его же футболке, такой по-утреннему свежей и румяной. Ирина же хотела поговорить с ним на важные темы, но не хватало смелости.
— Говори уже, о чем хотела, — помог ей Иван, читая все по лицу.
— Как ты понял?
— Я еще и тонкий психолог, дорогая моя. Я с довольной улыбкой на лице разглядываю тебя, поэтому все еще сижу за столом, хотя уже поел. А ты смотришь в эту пустую тарелку так усердно, будто пытаешься открыть там месторождение нефти. Явно тебя что-то тревожит, но ты не решаешься заговорить первой.
Девушка выдохнула, поражаясь ему все больше. Он так не похож на всех, с кем она имела дело раньше. Он совсем другой, точно с неизвестной ей планеты. И, похоже, на той планете классно.
— Мне не
— Я и на это согласен. Мне больше не на кого тратить деньги, только на тебя и квартиру. Тогда вы с ней решайте, что хотите изменить, а я позвоню на работу. Почему-то у меня уже второй незапланированный выходной.
Он ушел с телефоном в комнату, а Ирина собрала тарелки и отнесла их в раковину. Никто не помоет посуду, кроме нее. Теперь она заправляет домом. Надо будет узнать у Вани насчет его прошлого, его жизни, расспросить его о нем самом. Нельзя жить вместе, ничего не зная о человеке. Она закончила с тарелками и кружками, протерла столешницу, разложила полотенца в красивые стопки, а его все не было. В комнате слышался голос Волкова, и, если ее не подводил слух, он был зол.
Девушка тихо прокралась к комнате, и в этот момент Иван отключился и бросил телефон на диван. Желваки ходили ходуном, глаза то сужались, то расширялись, руки сжимались в кулаки. Ее ждут плохие новости…
Он заметил ее в дверях и пригласил войти в комнату.
— Прости, Ир, но, возможно, ремонт отменяется.
— Что-то случилось?
— Ничего, кроме того, что твоя мать уволила меня без зарплаты за отработанный почти месяц.
Каких нечеловеческих сил ему стоило не скатиться до сквернословия в адрес ее матери! Видит Бог, ничего хорошего он не мог сказать об этой мелочной женщине, которая вставляла палки в колеса собственной дочери!
Ирина обняла его сзади и прижалась щекой к спине Волкова. Ей хотелось кричать, ругаться, плакать, но она не будет. Она станет достойной парой для Вани. Ведь он не осыпает ее мать проклятиями, не рвет на себе волосы, не закатывает истерик, значит, и ей не положено себя так вести.
— Ну и ладно, у тебя все равно есть другая работа.
Он подхватил ее на руки и отнес на диван, где усадил себе на колени.
— Есть и другая, но ты должна понимать, что без работы, которую дал мне твой отец, у нас не будет многого из того, что я тебе наобещал.
— Ну раз так… — Ирина запнулась на полуслове и, сорвавшись с места, понеслась куда-то. Вернулась, размахивая перед лицом Ивана какой-то карточкой. — Господи, как я могла забыть! Вот я дура!
— Что это?
— Моя карта! Здесь немного денег, так, на карманные расходы, но после того, как я куплю косметику и одежду, остальное можно отложить на ремонт!
Она прыгнула ему в объятия, и они покатились по дивану, смеясь и обнимаясь. Был все-таки выход в конце этого длиннющего темного тоннеля!
— И сколько там денег? — спросил Волков, не ожидая от карманных денег большой пользы. — Тысяч двадцать?
— Должно было остаться сто пятьдесят.
Молодой человек подавился, в который раз сравнивая масштабы своей жизни и ее. Так, на карманные расходы… Его месячная зарплата с двух работ. Вопрос о том, сможет ли он обеспечить ей достойную жизнь, оставался открытым…