Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни
Шрифт:
Для меня деятельность Дома наук о человеке в те годы была связана с двумя именами, исполнительными директорами Дома – Клеменсом Эллером и Морисом Эмаром.
Я познакомился с Эллером во время своей первой поездки в Париж по линии Дома наук о человеке в 1989 году. Он пригласил нас с женой на обед в ресторан рядом с Домом наук. Сам Дом располагался на бульваре Распай, 54, совсем неподалеку от известной площади Севр-Бабилон. Вблизи был знаменитый в Париже дорогой магазин Le Bon Marche, четырехзвездочная гостиница «Летиция».
Эллер, видимо, любил небольшой ресторанчик в пяти минутах
Превалировало мнение, что Дом наук о человеке и его исполнительный директор были связаны с американцами, спонсировались ими и, соответственно, проводили линию США, считавшихся в те годы главным противником Советского Союза.
И в более общем плане очень часто европейские союзники США представлялись лишь американскими клиентами; и к их числу в данном случае причисляли и Дом наук о человеке. Соответственно, и связи с ним, хотя и сохранялись, но не приветствовались в Президиуме АН СССР.
Я только недавно перед своей поездкой в Париж в 1988 году стал директором Института всеобщей истории и рассчитывал лично познакомиться с руководством Дома наук о человеке. Помню, как Клеменс Эллер, высокий, с импозантной внешностью, появился в ресторане и сразу же привлек к себе внимание.
Общаясь с ним в течение нескольких лет, я убедился, что это был человек разносторонних знаний, с государственным умом и характером. Что бы о нем ни говорили, это была крупная личность. К. Эллер сумел так построить Дом наук о человеке, что он постепенно превратился в престижное и крупное научное учреждение европейского масштаба.
Дом наук о человеке занял в европейской структуре место подобно Британской Академии наук или Института Макса Планка в Германии.
Довольно скоро изменилось и отношение Москвы к Дому наук. Это было связано с позицией тогдашнего вице-президент Академии наук П.Н. Федосеева, который оказался лично заинтересован в контактах с этой организацией. Итогом стало подписание формального соглашения между Академией наук и Домом наук о человеке. К. Эллер, к сожалению, не успел приехать в Москву; в начале 1990-х годов он перенес инсульт и был вынужден оставить свой пост.
Он постоянно жил в Лозанне, где обосновался после болезни. В конце 1990-х годов в Швейцарии проходило заседание Международного комитета исторических наук, и в один из дней А. Гейштор (в то время президент МКИНа), француз Ф. Бедарида (генеральный секретарь МКИНа) и я поехали в Лозанну навестить Эллера.
В красивой гостиной в кресле-коляске нас встретил Клеменс. Он с трудом передвигался, но глаза по-прежнему излучали энергию и интерес к жизни. Во время беседы Эллер интересовался состоянием и организацией научных исследований в Европе и в США. А в конце беседы задал мне вопрос, который, видимо, волновал его довольно сильно. Он спросил: «Как там Дом наук с новым директором, не стал ли он хуже?» Я понял, что он беспокоился за свое детище. Я ответил, что, по-моему, Дом наук работает хорошо, продолжая дело, начатое Эллером.
Он с грустью провожал
С новым исполнительным директором Дома наук Морисом Эмаром нас связывают уже многие годы плодотворного сотрудничества и большая личная дружба. Он имеет репутацию видного ученого-историка Средних веков и Нового времени. Особый интерес у него вызывала история Италии.
М. Эмар превратил Дом наук в динамичный и активно действующий институт. Значительно расширилась география приезжающих ученых – помимо Европы и США в Доме наук появилось много представителей из Китая, Индии и стран Латинской Америки.
По-прежнему «русское направление» оставалось одним из ведущих, и мы это почувствовали очень скоро. Только в нашем Институте всеобщей истории через парижский Дом наук о человеке прошли более 30 молодых ученых, как по стипендиям Дидро (предоставляемым, как правило, на год), так и по краткосрочным (1–2 месяца) стажировкам во Франции. Схожая картина была и в некоторых других академических институтах.
В главном здании Дома наук на бульваре Распай и особенно в Доме для приезжающих ученых проводились многочисленные заседания и встречи.
Эмар сам очень интересовался Россией и поддерживал контакты с нашей страной. Он часто приезжал в Россию. Большим событием стало его избрание иностранным членом РАН, чему и я, и мои коллеги-историки весьма энергично способствовали.
Морис Эмар стал моим большим личным другом. Мы часто перезванивались, он поддерживал многие наши научные проекты, постоянно подчеркивая свой интерес к развитию сотрудничества с Россией.
Его уход с поста директора стал большой потерей для Дома наук о человеке, который почти сразу во многом утратил динамизм и активность, в том числе и на «русском направлении».
В 1990-х годах и в начале XXI столетия Морис Эмар был ключевой фигурой сотрудничества российских и французских ученых гуманитариев.
Элен Арвейлер. Парижские университеты
Еще одной крупной фигурой французской политической элиты, с которой я был связан многие годы, была Элен Арвейлер.
Я познакомился с ней, когда она была ректором Парижских университетов. Была такая структура в системе французского образования. Ректор как бы объединяет Парижские университеты по решению некоторых общих проблем.
Арвейлер – одна из самых известных византинистов Франции; мое главное и наиболее длительное общение с ней происходило в то время, когда она была генеральным секретарем Международного комитета исторических наук. Но ее роль в системе французского образования и последующая деятельность выявили характерные особенности французской политической элиты того времени.
Арвейлер всегда рассматривала французское образование и науку в европейском контексте. Она, как и М. Эмар, принадлежала к тем представителям французской интеллектуальной элиты, которые очень доброжелательно относились к России, неизменно поддерживали российские инициативы и российских кандидатов на участие в многочисленных международных конференциях и комиссиях.