Научная дипломатия. Историческая наука в моей жизни
Шрифт:
Активизируя сотрудничество с Норвегией, Швецией и Финляндией и контактируя со многими историками этих стран, я сталкивался с вопросом: существует ли в принципе скандинавская общность, причем не только как географический регион, но и как некое цивилизационное единство? Мы знаем ганзейское единство, воплощенное хотя бы в архитектурном сходстве городов Северной Германии (Любек, Ганновер), Швеции и некоторых других стран.
Постепенно вовлекаясь в сотрудничество со странами Балтии, часто бывая в последние годы в Литве, в Латвии и в Эстонии, я думаю уже о более широком контексте – о балтийской цивилизации, о тех цивилизационных компонентах, которые объединяют
Возвращаясь к норвежской теме, отмечу, что считаю большим и важным достижением публикацию тома документов о советско-норвежских отношениях в период 1917–1965 годов. Этот том был наиболее ярким выражением упоминавшегося уже соглашения Института всеобщей истории РАН и Института оборонных исследований Норвегии.
В этом же институте я познакомился тогда с молодым норвежским историком Свеном Хольтсмарком. С тех пор уже более 20 лет мы встречались с ним почти каждый год. Свен был главным составителем и автором упомянутого сборника документов. Рабочие встречи происходили попеременно в Осло и в Москве. Хольтсмарк прекрасно говорил по-русски, у него была польская жена.
Свен сыграл большую роль еще в одном вопросе. Отец моей жены носил фамилию Даниэльсен, говорили, что у него были норвежские корни, но в советские времена упоминать об этом было небезопасно. После смерти в его бумагах нашли старый норвежский паспорт его деда, из которого было видно, что он жил в Петербурге в конце XIX веке и был мастером-часовщиком.
Я сообщил эти данные Свену Хольтсмарку скорее просто для проформы, нежели рассчитывая на практический результат.
Свен сходил в какие-то норвежские архивы, и в результате в один прекрасный день у нас на даче раздался звонок. Мужской голос позвал к телефону мою жену, сказав, что он является ее кузеном. Так моя супруга нашла в Норвегии двух кузенов, одну кузину и очаровательную тетушку, которая, к сожалению, недавно скончалась в 93 года. Она немного говорила по-русски и хорошо помнила своих русских родственников. Во время войны она провела год в одиночной камере в нацистском лагере «Равенсбрюк». Эта история еще более сблизила меня с Норвегией, и мы с женой практически каждые два года ездили туда.
В Норвегии, как мне кажется, нет устойчивого антирусского синдрома, наши страны никогда не воевали друг с другом; кроме того, норвежцы помнят 1944 год, когда советские войска освобождали от нацистов северную Норвегию.
Но с Норвегией меня связало на ряд лет еще одно обстоятельство. В течение длительного периода я сотрудничал с Нобелевским институтом мира. Это престижное учреждение в Норвегии, главная задача которого состоит в ежегодном присуждение Нобелевской премии мира.
С приходом в Комитет в качестве руководителя института известного специалиста, историка-международника Гейра Лундестада Комитет начал выделять стипендии профессорам различных стран для проведения научных исследований. В 1995 году я получил такую стипендию сроком на два месяца. Я с большой пользой провел эти два месяца в Осло, работая над книгой по истории европейских идей.
С этого времени у меня установился тесный и плодотворной контакт с Гейром Лундестадом и с Арне Вестадом – исполнительным директором Нобелевского Комитета.
Нобелевский Комитет снискал себе славу и популярность своей программой
В рамках этого проекта в Осло проводились лекции и круглые столы. Однажды я выступал в Нобелевском институте с лекцией на тему «Процесс принятия внешнеполитических решений в советском руководстве в годы холодной войны». Я рассмотрел этот вопрос на четырех примерах: «Отношение Москвы к плану Маршалла», «Советская нота по германскому вопросу 1952 года», «Советская акция в отношении Чехословакии в 1968 году» и «Решение о вводе советских войск в Афганистан в 1979 году».
Я был на профессорской стажировке в Нобелевском институте всего три раза и один раз по приглашению университета Осло. Эта поездка позволила мне закончить книгу, познакомила меня с десятками ученых и дала возможность близко узнать жизнь и нравы Норвегии.
Но тесное сотрудничество с норвежскими специалистами привело еще к одному результату. По представлению ряда моих норвежских коллег и прежде всего профессора Олава Ристе я был избран иностранным членом Королевской норвежской Академии наук.
Я помню это торжественное заседание, когда меня официально принимали в Академию в присутствии короля Норвегии. После состоялся официальный ужин. Помню, что вскоре после окончания ужина я спустился на первый этаж красивого особняка Норвежской Академии и собрался уходить, когда меня остановил служащий и предупредил, что никто не может покинуть мероприятие, пока король еще находится в доме. Таков был обычай. Вернувшись в один из залов, я увидел, что король сидел в окружении молодых членов Академии и пил популярное в Норвегии пиво.
Таковы были нравы в этой маленькой стране на севере Европы.
Из стран Северной Европы я довольно часто посещал и Швецию. У нас также были двусторонние коллоквиумы с историками Швеции. У меня многие годы был хороший контакт с профессором Р. Торстендалем. Я познакомился с ним через бывшего сотрудника нашего Института Александра Сергеевича Кана – известного скандинависта, вынужденного покинуть Советский Союз. Кан поселился в Швеции, стал работать в университете города Уппсала. И именно там я познакомился с Рольфом Торстендалем. Наши контакты усилились после того, как Рольф женился на русской женщине – специалистке по истории Швеции Тамаре Салычевой. Я очень уважал Р. Торстендаля, выдающегося европейского историка, весьма авторитетного в международном сообществе историков.
Неожиданно Рольф сыграл некоторую роль в моей деятельности. В 2013 году я получил информацию из Стокгольма, что по рекомендации профессора Р. Торстендаля Шведская Академия искусств и словесности избрала меня своим иностранным членом. За этим последовала поездка в Стокгольм, торжественная процедура с участием короля и королевы и последующего обеда.
Мне показалось, что избрание меня членом Норвежской, а затем и Шведской Академий как бы вознаграждало меня за многолетний интерес к истории стран Северной Европы.
Балтийские трансформации
Значительное место в моей международной деятельности, да и в жизни в широком смысле, занимали связи с историками стран Балтии.
Еще во времена советской власти я довольно часто посещал Эстонию и Латвию в основном для летнего отдыха. Но иногда в Риге, Таллине и Вильнюсе организовывались конференции, в которых участвовали известные в то время академики Ю. Кахк (Эстония), А. Дризул (Латвия) и Б. Вайткявичус (Литва). При этом надо сказать, что Кахк имел высокий престиж за рубежом.