Научное наследие Женевской лингвистической школы

Кузнецов Валерий Георгиевич

Таким образом, в пылу полемики с Есперсеном Балли впадает в другую крайность. Рассуждения Балли напоминают положения теории круговорота в общей истории и культуре человечества, которая в начале XVIII в. обосновывалась Д. Вико. Р. А. Будагов в этой связи писал: «Нельзя согласиться с Балли, когда он утверждает, что история языка представляет собой своеобразный круговорот, в котором старое просто повторяется в новом (синтетические тенденции латыни как бы воскрешаются в современном аналитическом строе французского языка). В действительности, как то явствует из материала, приводимого самим Балли, синтетические явления французского языка качественно отличаются от аналогичных особенностей языка латинского: достаточно напомнить, что первые опираются преимущественно на словосочетания, тогда как вторые оформляют слово» [Будагов 1955: 411].

Иллюзорным

кажется Балли также критерий прогресса, связанный с отношением языка к жизни общества, его социальной функцией. Балли согласен, что в процессе унификации, к которой стремятся все цивилизованные языки, исчезают индивидуальные и диалектные особенности, между членами коллектива исчезают языковые различия. «Подчинение языковой норме (правильно говорить и писать) распространяется на всех членов группы; она (норма) освящена деятельностью школы, престижем литературы и академий» [Baly 1935: 68]. Однако унификация в языке, считает Балли, не всегда совпадает с процессом развития общества, потому что «социальный прогресс влечет за собой возрастающую дифференциацию общественных подгрупп». Следовательно, и язык, находящийся на службе у общества, не унифицируется, а тоже дифференцируется, а это уже осложняет взаимное понимание людей в речевой общении. «Римляне и греки называли всех на “ты”, даже судей, императоров и богов. Мы научились проводить социальное различие, называя людей на “ты” или на “вы”, и границы между разными формами достаточно сложно провести...» [Балли 2003: 65].

Социальный прогресс характеризуется также ростом профессиональной дифференциации, которая отражается на языке и создает противодействие унификации. Индивиды одной профессии могут быть в местах географически разных, с другой стороны, в одной географической среде могут жить индивиды разных профессий; наконец, индивид может в известных отношениях (материальные условия, профессия, развлечения и пр.) принадлежать не одной среде, а нескольким. Все это отражается на языке, увеличивает языковую пестроту, уничтожает унификацию. Общий язык заимствует из этих профессиональных и классовых диалектов те или иные выражения, обогащающие его и создающие новые средства экспрессивности. Так, в английском языке есть два названия быка: ox – для животного и beef – для жаркого из быка. Это различие обязано своим возникновением языку английских городов. Слово match заимствовано из языка спортсменов; слово rescapé из языка рудокопов перешло в общий язык. В общем языке слова и обороты, вследствие частого употребления, становятся бес цветными, бескрасочными, неэкспрессивными. Выполняя экспрес сивно-аффективную функцию, язык «хватает» эти специальные слова и обороты как более рельефные, яркие. Таким образом, у Балли получается, что новые слова, вливаясь в общий язык, увеличивают, с одной стороны, его богатство, а с другой, – препятствуют унификации.

Б. Террачини правильно заметил, что у Балли «лингвистическая система не является ни прогрессом, ни регрессом по сравнению с другой лингвистической системой, она представляет собой отдельные относительные колебания, которые взаимно уничтожаются» [Terracini 1957: 147].

Отрицая прогресс в языке в духе Есперсена, Балли в то же время признавал, что возрастающие потребности общения упрощают язык: «...грамматика упорядочивается, словарь становится более отвлеченным, обиходные понятия обобщаются» [Балли 1955: 395]. Если Есперсен объяснял упрощение языка с помощью теории «экономии человеческих усилий», то Балли пытался связать унификацию языка с рационализацией в современной промышленности: «В сущности, общение стремится осуществить в области языка то, чего добивается в области промышленности рационализация, стандартизация» [Балли 1955: 393].

Сюда в какой-то мере примыкает и попытка С. Карцевского объяснить распространение сокращенных слов в русском языке ускорением темпа жизни [123] , предпринятая им в интересной работе «Язык, война и революция» [Карцевский 1923а]. Однако Карцевскому не удалось ни обосновать свое мнение достаточно вескими причинами, ни указать какие-либо подобные явления в русском языке более позднего периода.

Тенденция к сокращению слов не может быть признана универсальной. Нет никаких данных, что в языках в целом слова становятся короче, неправомерность точки зрения Карцевского можно показать на примере союза «ибо», употребление которого

вместо «потому что, так как» было очень распространенным в то время [124] . Между тем в современном русском языке чаще употребляются более длинные союзы «потому что, так как».

Развитие языка Балли связывал с развитием общества, научно-техническим прогрессом, демократизацией общественных отношений, всеобщим избирательным правом, обязательным школьным образованием, широким участием разных слоев общества в общественной жизни. В связи с этим он выступал против пуристических заявлений о кризисе французского языка. По мнению Балли, пресловутый кризис свидетельствует об адаптации французского языка к общественным потребностям, о его обновлении. Он написал даже работу с символическим названием «Кризис французского языка» [Bally 1931]. Его позиция по этому вопросу была близка представителю французской социологической лингвистики А. Мейе, который еще в 1917 г. писал: «Кризис французского языка, о котором с сожалением говорят последние годы, не нов. Всегда было трудно писать на французском литературном языке, который в своей фиксированной форме всегда был языком узкого круга людей и на котором сейчас никто не говорит».

А. Фрей связывал фактор языковых изменений с «бессознательно» действующей «целесообразностью» – идея, которую он воспринял у А. Марти и О. Функе. «Целенаправленность, которую мы постулируем, в большинстве случаев бывает неосознанной и эмпирической» [Frei 1929: 23]. Развитие языка определяется «потребностями»: в экономии речевых усилий, в экспрессии выражения, в ассимиляции сходных явлений, в краткой выразительности, в неизменяемости знака и др. Так, если в истории французского языка словосочетание tous jours превратилось в наречие toujours «всегда», то это языковое изменение определяется «потребностью в краткости выражения». Если в современном французском языке употребляются два отрицания при глаголе, а не одно, как часто в старофранцузском, то это объясняется действием другой потребности – в «экспрессивности выражения».

В истории языкознания многие лингвисты стремились объяснить языковые изменения, выдвигая принципы экономии, основанные на разных теоретических посылках. Г. Пауль говорил об экономии языковых средств как следствии стремления к наименьшему усилию [Пауль 1960: 372]. Часто экономией как наименьшим усилием объяснялись нерегулярные фонетические изменения. В наше время на этих позициях стоял польский ученый В. Манчак, рассматривавший нерегулярные изменения как обусловленные частотой употребления формы [Manszak 1962]. К понятию экономии в связи с поисками причинности языковых изменений обращались И. А. Бодуэн де Куртенэ и Е. Д. Поливанов. Среди причин звуковых изменений Бодуэн де Куртенэ называл «стремление к удобству, то есть к сбережению действия мускулов и нервов...» [125] . В языковой эволюции, полагал Е. Д. Поливанов, складывается определенная тенденция, обусловленная или психологическими, или (в области фонетических изменений) физиологическими и психологическими данными [126] .

В современной лингвистике понятие принципа экономии связывается с именем А. Мартине. Мартине трактует экономию как принцип организации системы языка. Принципу экономии он приписывает универсальную объяснительную силу в толковании условий функционирования и развития языковой системы. Эти идеи Мартине были развиты Л. Прието, в особенности в общесемиологическом плане [Prieto 1964].

К области системы относил действие экономии французский ученый Г. Гийом. В основе соотношения между языковыми инвариантами и речевыми вариантами лежит, по Гийому, высший принцип экономии, который заключается в поиске минимального в плане языка и максимального в плане речи [Guillaume 1964: 205].

Принцип экономии, получивший развитие в лингвистике, следует рассматривать как частный закон языкового развития, заключающийся в преодолении противоречия между избыточностью речи и экономией языковой системы. Он находит применение для толкования внутрисистемных отношений и изменений.

Взаимодействие между интеллектуально-информативной функцией и прагматической предстает как одна из важных антиномий, определяющих саморазвитие языка. Интеллектуально-информативная функция обусловливает тенденцию к экономии языковых средств, к сжатию языковой информации, тогда как прагматическая функция – тенденцию к избыточности языковой информации (ср., например, прагматически обусловленную избыточность «вовлекать в орбиту исследования» вместо информативно полноценного и достаточного «исследовать»).