Науфрагум: Под саваном Авроры - Том второй
Шрифт:
– И тогда эти корзины - гидропонные блоки, которые катали по рельсам? Поднимали наверх, к свету, а потом спускали вниз для поливки или собирать урожай? А вон те большие и маленькие площадки - для разных работ с отдельными блоками: там удобрить, здесь полить и подстричь, там обобрать с ветвей пасленового древа спелую картошку - и никаких щербатых вил и земли под ногтями. Вот это да!
– А когда люди погибли, растения выпили всю воду и засохли, - печально добавила Грегорика.
– Не все. Смотрите выше, - указал я.
– Верхние корзины зеленые и, кажется, даже цветут.
– Но как такое может быть?
– удивилась она.
– Ведь здесь нет дождей.
– Сомневаюсь. Люди вернулись далеко не сразу. А, если бы и пожелали подхватить эстафету, то начали бы с нижних корзин - зачем карабкаться на такую высоту и тащить туда воду?
Весна, осторожно высунувшая голову из люка, робко подала голос:
– В большом замкнутом объеме могло образоваться интересное явление - конденсация водяных паров на холодном куполе ночью, и искусственный дождь поутру, при повышении температуры. Нечто вроде росы, но в увеличенном масштабе.
– А ведь и верно. Спасибо за разгадку, госпожа Госпич, а то я уже начал выдумывать мистические объяснения, вроде порхающих фей с леечками, - отличница бледно улыбнулась в ответ на неуклюжую попытку разрядить обстановку. Брунгильда, высунувшаяся из люка левой пулеметной башенки, вообще не обратила на нее внимания. Вместо этого она, повернувшись назад, что-то рассматривала на левой боковой стенке башни.
Принцесса молчала, обхватив себя руками за плечи - жест, в котором помимо ее воли смешались беззащитность и тоска. Потом грустно проговорила, не обращаясь ни к кому:
– Опустошение не было полным, земля не превратилась в пустыню, продолжает цвести и зеленеть... но люди, которые могли бы радоваться ей? Их не вернуть...
Глядя на скользнувший по наружной поверхности стекла луч прожектора, я пожал плечами.
– Каким бы величественным и загадочным ни было это место, надо выбираться, ваше высочество. Не будем забывать про не самых лучших представителей человечества. Боюсь, они о нас не забыли, - проговорил я, и добавил, оглядываясь на главную башню, на крыше которой громоздилась неаккуратная куча деревянных стропил и соломы от протараненного овина.
– Не помешало бы освободить люки ... что там такое, Брунгильда?
Телохранительница проследила пальцем длинную глубокую вмятину на броне левой стороны башни, чуть ниже бокового смотрового отверстия, как раз напротив места наводчика, где она сидела. Верхний слой брони словно расплескался застывшей сизой окалиной, но глубже блестел свежий металл.
Я невольно сглотнул.
– П-понятно. Значит, вот куда попало. Стреляли из сорокапятимиллиметровой пушки, бронебойным. Странно. Если верить табличным данным... должно было пробить.
– Срикошетило. Отличная закалка, - заметила Брунгильда.
– И броня цементированная, к тому же. Не слишком твердая и хрупкая, иначе проломилась бы, и все крупные осколки пошли бы внутрь... но постойте, с внутренней стороны брони тоже отскакивает крошка...
Брунгильда равнодушно утерла рукавом тонкую струйку крови на лбу.
– Несерьезно. Поспешим.
– Х-хорошо...
Вдвоем с телохранительницей мы быстро сбросили обломки, освободив бронированные головки прицелов и люки. Доски посыпались вниз, поднимая облака пыли. Простая мышечная работа позволила восстановить присутствие духа, а полное отсутствие признаков погони - даже луч прожектора, шаривший по стеклам снаружи, пропал - немало этому способствовало.
Страстно хотелось надеяться, что разбойники не станут слишком усердно нас преследовать. Ведь гоняться за чужим танком, пусть и не таким мощным, как их грозный
Я отряхнул вымазанные сухим куриным пометом руки и обратился к девочке, боязливо высунувшей голову из моей водительской будки.
– Ромика?
Она вздрогнула. Стараясь говорить помягче, я присел на корточки на лобовом листе и наклонился к ней.
– Послушай, ты ведь здесь рядом живешь, да? Не знаешь, с той стороны купола есть ворота? Только не маленькие, а такие высокие, железные, ну, вроде тех, в которые мы... э-э-э... въехали.
Видя, что девочка дичится, я добавил:
– Вы же наверняка тут играли, да? Будь я здешним мальчишкой, меня бы за уши не вытащили из куполов. Мне с детства нравятся всякие такие железные штуки. А тебе?
– Н-н-нет...
– ответила она.
– Мене мамка не велела там ходить, и Петру настегала раз, чтоп не игрался. Летось там Янош-старшой позавалился, изломал ногу, так и хромает...
– Ну, мама права, наверное. Слушайся ее лучше. Но снаружи-то не ходила кругом купола? Что там, по другую сторону от деревни?
– Тожить воротца есть, - тонким голоском ответила девочка, утерев нос рукавом, - Петра бахвалился, как наскрозь прошел от нас и до дальнего выгона. Грит, дорожки железные, высоко, аж жуть! Ежли упасти - так и убьешься вмиг. Но добралсси, хоть страху натерпелси...
– Петра это твой брат, да? А в какие он ворота вошел?
– Прощелку нашел, позадь тех ворот, что вы, дяденька, сбыли. Стеклушко там треснуло да и выпало, залезти можно. Петра любопытный - страсть! И неслух еще.
– Получается, он прошел насквозь отсюда и вышел с другой стороны? Отлично, это то, что нам надо. Спасибо, милая, - я обернулся к остальным, выжидательно смотревшим на нас.
– Попытаемся проехать напрямую по эстакадам.
– Но выдержат ли они танк?
– задумалась принцесса.
– Эстакады собраны из довольно тонких листов металла. Если мальчик смог пройти пешком, это не значит, что получится проехать.