Науфрагум. Дилогия
Шрифт:
Счастливо вздохнув, я забросил в топку очередную расщепленную доску - с дровами проблем не было, поскольку снаружи, под выходящим во двор навесом, нашелся целый штабель пересохших досок. И пара пустых железных бочек, что сразу и навело меня на мысль...
– Здесь были люди, - вдруг проговорила Брунгильда.
– Год назад. Может быть, два.
Проследив ее взгляд, я заметил несколько покрытых ржавчиной консервных банок, брошенных прямо на столе.
– Кстати, да. И угли в печи относительно свежие. Кто бы это мог быть?
–
– Можно понять, когда из разрушающихся музеев и картинных галерей вывезли произведения искусства и раритеты, каталогизировали и поместили в запасники. Но сколько же при этом пошло по рукам, без всяких официальных каналов...
– с горечью сказал я.
– А ведь и верно, - задумалась Алиса.
– Последний год все вернисажи завалены гардариканским антиквариатом. Мне один знакомый галерист недавно жаловался, что цены рухнули ниже плинтуса.
– И не думай, что этим занимаются отдельные контрабандисты. Ведь переправить награбленное через Атлантику - не такая простая задача. На лодочке не перевезешь. Тут промышленные масштабы.
– Вы правы, - мрачно кивнула принцесса.
– Стыдно признать, но это делают именно те, кто по должности обязан пресекать мародерство и гробокопательство.
– И это вам удивительно? За такой процент прибыли любой капиталист родную мать продаст, а не то, что разорит чужие могилы, - голос Софии прозвучал слабо и хрипло, но так же едко.
– Ого! Так вы не только инсургентка и террористка, но еще и теорией грешите?
– ответно съязвил я.
– Если память мне не изменяет, это же цитата чуть ли не из Карла Маркса. А я думал, ваша инсургентская братия толстые умные книжки пользует только для того, чтобы в них бомбы прятать.
– Постойте, я уже запуталась, - поддержала Алиса.
– Так мы имеем дело с трансильванской ультрароялисткой или с коммунисткой?
– Объяснять что-то мягкотелым аристократам, не слыхавшим про теорию прибавочной стоимости - себя не уважать...
– вспыхнула, было, София, но ее прервал приступ кашля. Покраснев и схватившись за горло, она согнулась, на глазах выступили слезы.
– Выпейте скорее, София, - поддержав ее, принцесса поднесла к губам инсургентки кружку с чаем.
– И успокойтесь. Диспуты оставим до поры, когда вам станет лучше.
Впрочем, приступ закончился почти сразу. Хрип и неприятное бульканье в легких трансильванки тоже сильно ослабли. Кажется, кислородная терапия пошла на пользу. Она впрочем, и не думала благодарить, а сварливо пробурчала:
– Мне и было лучше, пока он не отобрал баллон!.. Пока я из него дышала, все было хорошо.
– Отобрал, но не из вредности, как вы могли подумать. Слишком долго дышать стопроцентным кислородом вредно, начнется кислородное отравление. Давления воды вокруг вас нет, так что конвульсий, слава богу, не будет, но вот раздражение легочной ткани
Кажется, София хотела меня обругать, но снова закашлялась, махнула рукой и улеглась на лавку, демонстративно отвернувшись.
– Погодите, это не про того Маркса, который ратовал за обобществление женщин?
– кажется, Алиса решила добить беспомощную противницу. Что же, христианское всепрощение ей никогда не было свойственно. Хотя я такое не одобряю.
– Маркс создал экономическую теорию капитализма и теорию пролетарской революции. Причем, довольно убедительные, скажу справедливости ради. По крайней мере, опровергнуть его пока не смогли. Насчет женщин не уверен - не помню. Да и чего такого? В конце концов, речь шла про новую социальную формацию. Странно было бы думать, что отношения между людьми в будущем останутся неизменными. Ведь отказалось же человечество от рабства, пусть и не так давно.
– Так я и знала. Ты скрытый социалист, Золтик, - Алиса ехидно прищурилась.
– Значит, обобществление женщин у тебя отторжения не вызывает?
– Ну-у-у... не очень, - зевнув, ответил я.
– В конце концов, это не мои проблемы. А тех самых потенциально обобществляемых женщин.
– Ха, а что бы ты сказал, если бы обобществили парней? Если бы у тебя отнимала жалованье и ругала за пьянство не одна жена, а сразу пяток?
– ...П-п-пяток?!
– поперхнулся я.
– Что, испугался?
– Нет-нет-нет! Это апокалипсис какой-то. Запилят же насмерть!..
– чувствуя, что покраснел до ушей, я поднялся на ноги.
– Даже одна, вроде тебя, и то... уже больше, чем нужно!
– Хам!
– Вот обзывательством и кончается, как всегда. Ладно, вы тут продолжайте про Маркса, а я пойду, отлучусь.
– Ага, испугался!
– засмеялась Алиса.
– И кстати, куда это ты там бегаешь все время? Чувствую, замышляешь что-то.
– Н-ничего... ничего подобного!
– ненатурально хохотнул я.
– Ну, точно. Замышляет.
– Алиса прищурилась.
– Обратите внимание, когда врет, всегда немного поднимает брови, физиономия невинная, но глазки убегают куда-то вверх, - доверительно сообщила она остальным девушкам.
– Правда?
– Весна поправила очки, с интересом присматриваясь.
– Всегда-всегда?
– Обязательно. Я точно знаю. Лучше меня никто в нем не разбирается, даже его мамочка, - заявила Алиса. В ее словах чувствовался вызов, словно она хотела кому-то что-то доказать.
– Было бы чем хвалиться, - сердито рявкнул я, хлопнув дверью.
Снаружи было темно, хоть глаз коли, и холодно - изо рта шел пар. Шуршал по крыше дождь, в кюветах и заросшей кирпичной цистерне, откуда когда-то, видимо, заправляли паровозы, самозабвенно квакали лягушки. Даром, что конец лета. Трижды ухнул филин, но потом охрип и замолчал - видно, чрезмерная сырость ему тоже была не по нраву.